Брэд Паркс - Ближе, чем ты думаешь

Было два способа сделать это. Запрос в IRS [31] Центральная налоговая служба США. позволил бы Эми увидеть, сообщала ли Баррик о процентном доходе из каких-либо финансовых структур в своей последней налоговой декларации. Но потребуется минимум десять недель, чтобы получить результат.

Или…

Вскоре Эми поднялась из-за стола и направилась к стоянке. Деспер Холлоу была менее чем в десяти минутах езды. Ей даже не нужно было искать адрес.

Вскоре Эми ехала под железнодорожными путями, мимо трейлера, принадлежащего одному небезызвестному энтузиасту истории Конфедерации, по подъездной дороге к шоссе 104, в народе известному как Деспер-Холлоу-роуд.

Вот бы ей прямо на обочине попалась мусорная корзина, доверху набитая выписками по банковским депозитам и кредитным картам. Юристы придерживаются того мнения, что обвиняемые, как правило, не особо беспокоятся о неприкосновенности их частной жизни, когда речь идет о мусоре, который считается хоть и собственностью, но брошенной. Так что, находись мусорный бак на обочине, Эми, копаясь в нем, ничего не нарушит. И останется совершенно чиста.

Правда, была одна заковыка: Мелани Баррик последние две недели провела в тюрьме. Так что, Эми не думала, что она сорвет джек-пот, роясь в мусоре.

Был, однако, еще один сценарий, который мог дать даже лучшие результаты.

Почтовый ящик.

Подделка чьей-либо почты была федеральным преступлением. Аналогичным образом, изъятие содержимого почтового ящика ответчика было явным нарушением четвертой поправки.

Но что, если почтовый ящик оказался бы открыт? А? Бывает же подобное.

Допустим, Эми просто прогуливалась и вдруг увидела банковскую выписку, лежащую у всех на виду. Вот и все. Поэтому она и насторожилась.

Эми остановила машину и вышла. Твердо прошагав по принадлежащей графству Огаста Деспер Холлоу-роуд, она извлекла из кармана авторучку, вставила ее под рукоятку почтового ящика и потянула.

— Опаньки, — сказала она, когда крышка открылась.

Она заглянула внутрь. Ящик был набит почти под завязку. Снова воспользовавшись ручкой, — если что, она с чистой совестью сможет сказать, что руками ничего не трогала — она начала перерывать бумажную груду. Большинство из содержимого ящика было полной ерундой. Впрочем, попадались и счета.

И вот, перекопав уже половину, она наткнулась на небольшой конверт от Кредитного союза Шенандоа, адресованный Мелани А. Баррик. Эми сразу же узнала кредитную выписку, едва взглянув на письмо.

В конце концов она дорылась до самого дна. Но — ничего больше.

Вполне возможно, потом в этот ящик попадут и другие интересующие ее бумаги: очередные банковские выписки или счета, еще не отправленные в текущем месяце. Но для начала и так неплохо.

Эми вернулась в офис и вскоре оформила ходатайство о вызове в суд представителя Общественного кредитного союза Шенандоа, корпоративные офисы которого были и в Стонтоне. А главное — Эми была знакома с юристом этого союза.

К двум часам она нажала кнопку «Отправить» на письме в электронной почте. Ровно в 3:17 зазвонил ее телефон. Это и был тот самый адвокат: теперь Эми владела актуальной информацией по интересующим ее счетам на прошлую пятницу.

В 4:36 у Эми под рукой уже были банковские выписки за четыре месяца по счету Мелани А. Баррик.

В настоящее время там находилось семьсот тридцать три доллара двадцать восемь центов. В прошлый четверг — это была последняя операция — поступил перевод на сумму $278,17 от какой-то «Хокай Ассошиэйтс». Эми погуглила: выяснилось, что в их районе это было нечто под названием «Дом вафель».

«Дом вафель»? Самая известная торговка кокаином долины Шенандоа работала в вафельной? Вот тебе и на.

За последнее время с этого счета не снимали серьезных сумм, переводов тоже не было. Самыми крупными поступлениями были еженедельные выплаты от «Даймонд Тракинг Инкорпорейтед», но самый крупный из них не превышал 600 долларов, тем более что они прекратились в начале марта. В расходных операциях наиболее значительные суммы выплачивались по ипотечному кредиту; также еженедельно отправлялся чек на 250 долларов на имя некоей Иды Фернклифф, но и эти выплаты прекратились месяц назад. Как догадывалась Эми, это были расходы на воспитателя, ухаживающего за ребенком.

Что еще? Энергетическая компания. Телефонная служба. Страховщики. Разве это выглядит как расходы подозреваемой в крупном деле, которая, похоже, жила от зарплаты до зарплаты?

По дебетовой карте Баррик приобретала продукты. Но в последнее время аппетит у нее, похоже, сильно упал. Самая большая сумма снятия наличных в местном банкомате равнялась 20 долларам.

Так что, если эта Баррик действительно была вольной наркодилершей, свой банковский счет она при этом не использовала. Если верить тому, что узнала Эми, Коко-мама балансировала между самой скромной жизнью и угрозой потерять жилье.

Наверняка эта Мелани Баррик что-то умело скрывала. Эми просто пока ничего не обнаружила. И должна была продолжать поиски.

Не могу сказать, что прошедшая неделя пролетела незаметно: в карцере жизнь замедляется настолько, насколько это возможно.

Мистер Ханиуэлл молчал, что весьма тревожило меня: он не звонил и не приходил. В единственной записке, которую я получила от него, говорилось, что подготовка к суду идет хорошо и что ему удалось связаться с Беном. О чем именно был их разговор, в записке не упоминалось. Мне даже в голову не приходило, что бы мог в данном случае предпринять Бен, особенно если он находился сейчас в Нью-Джерси или куда там еще он удрал.

Записка заканчивалась ободряющими словами — видимо, адвокат хотел поддержать мое настроение.

Ну, конечно. Ему-то легко было говорить.

Не найдя, чем заняться, кроме как прокручивать в уме все произошедшее, я вспомнила наш последний разговор с мистером Ханиуэллом. Как изменился его взгляд, когда он взирал на меня в офисе шерифа. Словно мое дело стало окончательно пропащим. Словно я уже не была невиновной, как он до последнего момента считал. Словно теперь я стала одной из тех его подзащитных, благодаря которым он не спал по ночам.

И я ничего не могла с этим поделать. Даже не могла ответить ему и сказать: «Чтобы сохранить хотя бы остатки рассудка, я расскажу своему защитнику все, что только смогу вспомнить». Почтовых марок у меня не было. Даже охранники не могли одолжить мне хотя бы одну: передача предметов от охранников заключенным была строго запрещена тюремными правилами.

Воскресенье 8-го апреля — за день до моего суда — почти ничем не отличалось от других дней, разве что пошел дождь. Во второй половине дня, когда меня выводили на прогулку, охранник, как всегда, для проформы спросил, желаю ли воспользоваться своими конституционными правами. И явно удивился, когда я сказала да.