Бренда Новак - Ее худший кошмар

— Возможно, она спровоцировала тебя, — сказала Эвелин, пытаясь его успокоить. — Не в твоем характере делать другим больно. Про убийство я даже не говорю.

— Верно, не в моем, — согласился он. — Я не убийца, и уж тем более не серийный. Знала бы ты, чего мне стоило разрубить на куски их тела. — Говоря эти слова, он передернулся от омерзения, как будто заново пережил эти мгновения. — Но я знал, что ты непременно припишешь эти убийства Джасперу. Ведь ты только о нем и говоришь, когда анализируешь своих пациентов. Чем они похожи, а чем не похожи на того монстра, который убил твоих подруг и перерезал тебе горло. Вот я решил подбросить руку Даниэль тебе в кровать. Это будет в духе Джаспера или кого-нибудь из твоих чокнутых психопатов, и ни одна живая душа не заподозрит меня. Это давало мне шанс забыть обо всем и жить дальше.

Эвелин попыталась придумать вопрос — любой, лишь бы он говорил дальше.

— Куш в курсе?

— Он знает, что это я подделал приказ о переводе Гарзы.

— Тогда почему переговоры с Гарзой вел он?

Если он и не ожидал от нее такой осведомленности, то не подал виду.

— Поначалу он заартачился, но я показал ему фотки его с Даниэль. Узнай его жена, что он трахает на стороне шлюху, она бы ушла от него в ту же минуту, тем более если бы его выперли с работы и завели против него уголовное дело. Ему ничего другого не оставалось. Да и вообще было бы нечестно, если бы все эти делишки я взвалил на себя одного.

Эвелин вздохнула поглубже. «Только спокойно», — приказала она себе.

— То есть Куш даже не догадывается, что это ты убил Лоррейн и Даниэль?

— Нет. — Гленн нервно моргал и то и дело облизывал губы. Казалось, он не спал вот уже несколько суток.

— Теперь у тебя есть деньги, — сказала она, стараясь придать себе деловой вид. — Что мешает тебе отсюда уехать?

— Жалкие пятьдесят баксов? Ты ждешь, что я уеду отсюда лишь с ними в кармане? Ни за что! Я подожду, когда мне принесут еще.

— Тогда жди, кого ты там ждешь, но после этого уходи. Договорились? И не вздумай тронуть меня даже пальцем.

Уиткомб потер лицо, затем приложил ко лбу три пальца.

— Обещаю.

Эвелин молила бога, чтобы он произнес это слово, но, как только он это сделал, поняла: это ложь. Он не отпустит ее. Не позволит ей рассказать то, что она только что узнала. Потому что она наверняка расскажет. В этом не было никаких сомнений — ни у него, ни у нее. Она была главной защитницей жертв, посвятив свою жизнь борьбе с теми, кто лишал жизни других.

Он должен ее убить. Если он это сделает, причем так, чтобы, как и в случае с Лоррейн и Даниэль, со стороны могло показаться, будто это дело рук Джаспера, любой, кто будет вести поиски преступника, будет ловить убийцу, который остается непойманным вот уже два десятка лет, а вовсе не запятнавшего себя позором тюремного охранника, который вряд ли умеет заметать следы. Если зверски ее убить — даже если не кромсать ее труп на куски, как он поступил с Лоррейн и Даниэль, — он собьет Амарока, да и всех других, со следа. Ведь кто станет искать — проштрафившегося надзирателя, на чьей совести только сводничество? Если она навсегда исчезнет из кадра, у него гораздо больше шансов ускользнуть отсюда, вычеркнуть из памяти прошлое и начать где-нибудь в другом месте совершенно новую жизнь. Он уже убил двоих. Эвелин сомневалась, что еще одно убийство отяготит его совесть.

— А когда сюда придет этот твой приятель? — спросила она, заметив, что Гленн то и дело нервно посматривает на часы.

— Не раньше чем через час. Купер вечно задерживается на работе, если требуется его помощь.

Эвелин знала Купера. Ей оставалось лишь надеяться, что он придет раньше, а не позже. И что поможет ей. Но даже если, когда он придет, она все еще будет жива, Гленн вряд ли позволит Куперу ее увидеть.

— А он знает? — спросила она. — Про Даниэль и… все остальное.

— Купер? Ты думаешь, я стал бы посвящать этого дурака в такие вещи? Нет конечно. Он просто хороший парень, который согласился ссудить мне пару сотен баксов и привезти их сюда, пока я буду ремонтировать твою сигнализацию.

— Он даже не догадывается, что ты исчезнешь с его деньгами?

— Ничего, у него есть работа. Какая ему разница, парой сотен баксов больше, парой сотен меньше?

Эвелин поморщилась — бедро болело, и боль никак не желала стихать.

— Смотрю, ты все продумал.

— Я был уверен на все сто, пока не появилась ты. — Гленн потер ладонью лицо, вздохнул и покачал головой. — Черт, как же мне не хочется этого делать!

Он произнес это так, как будто разговаривал с кем-то еще, однако Эвелин ему ответила:

— Что именно? Ты ведь пообещал, что не тронешь меня.

— Я бы рад, док, честное слово, я бы рад, но, увы.

— Гленн, в этом нет необходимости…

Но он, похоже, ее не слушал, тщетно борясь с самим — собой.

— Ну зачем только я убил Даниэль? Зачем я это сделал? — выкрикнул он и несколько раз стукнул себя кулаком по голове.

С каждым таким ударом Эвелин слышала, как в унисон колотится ее собственное сердце. Грудную клетку как будто стиснул железный обруч.

— Мне тоже интересно это знать, — сказала она.

— Я не хотел, — произнес Гленн. — Когда она не вышла на работу в понедельник, я зашел к ней, чтобы узнать, почему. Я застал ее лежащей на диване — она слушала музыку и красила ногти. Уважительных причин у нее не было. Когда я сказал ей, что она в два счета вылетит с работы, она ответила, что этого не произойдет, потому что теперь она спит с Фицпатриком.

— И вы поругались.

— Да, мы поругались. Я был зол на нее. Я пытался внушить ей, что с ее стороны великая глупость с ним связываться, что тем самым она ставит под удар всех нас, но ей было наплевать. Для нее главным было потакать собственным извращенным фантазиям.

Эвелин догадалась: извращенные фантазии Даниэль возбуждали Гленна, не говоря уже о том, что он имел с них неплохой навар, однако свои мысли она предпочти оставить при себе. Не та ситуация.

— Ты ее ревновал? — спросила она. — В этом вся причина?

— Боже упаси! Ты меня не слушаешь. Риск был слишком велик. Не хватало нам, чтобы она трахалась с Фицпатриком! А если бы она ему что-то сказала и выдала нас с потрохами? Или бы он стал за ней наблюдать и сам обо всем бы догадался?

Эвелин легко могла себе это представить.

— И в результате дело дошло до рукоприкладства…

— Я ее даже пальцем не тронул. Я не грубиян, — решительно заявил Гленн.

— Тогда как она умерла?

— Я всего лишь хотел, чтобы она заткнулась. Она орала, что позвонит Амароку, что ей нужен повод пригласить его к себе домой. Я испугался, что нас услышит ее сосед и позвонит ему вместо нее. И тогда я, — Гленн поморщился, — схватил ее за шею и как следует стиснул, чтобы она умолкла. Это сработало. Она моментально умолкла. Мне тотчас же полегчало. Так что я не смог удержаться.