Чон Ючжон - Хороший сын, или Происхождение видов

Я приподнялся и взял с тумбочки телефон, медленно и четко нажал десять цифр. Когда раздался гудок, мне на глаза попалось «что-то», валявшееся между кроватью и тумбочкой. С телефоном у уха я нагнулся и поднял это «что-то». Раскрытая опасная бритва с одним лезвием. На длинной деревянной ручке и на лезвии были засохшие следы крови.

— Алло!

На другом конце провода раздался голос Хэчжина.

— Мама? — Голос Хэчжина уплывал все дальше и дальше. Я пристально смотрел на бритву, моя душа кричала. Это было так страшно, страшнее, чем если бы топор отсек мне ногу.

— Это Ючжин?

Ногтем большого пальца я соскреб с ручки запекшуюся кровь. На том же месте, где и всегда, я увидел инициалы.

H. M. S.

Инициалы отца. Бритва отца. Бритва, которую я несколько месяцев назад взял из коробки в кабинете и принес к себе в комнату. Без особой на то причины. Но, по правде говоря, для меня это была память об отце.

Я не помню, как он двигался, не помню его манеру говорить и даже лицо его едва помню. У меня почти не осталось воспоминаний о нем. Я только помню, как он каждое утро брил в ванной перед зеркалом свою густую, как у разбойника, растительность. В одно такое утро у меня был сильный запор, и я долго сидел на унитазе, наблюдая, как с пеной исчезают его усы и борода. Особенно я любил звук лезвия, скользящего по лицу. Я спрашивал папу, что он чувствует, когда бреется опасной бритвой. Не помню дословно, что он сказал, но суть ответа заключалась в следующем. Такое приятное ощущение, словно бритва срезает даже корни под кожей, не оставляя темных следов от бороды и усов. Но чтобы правильно ей пользоваться, необходимо хорошенько приноровиться. Пока не научишься, подбородок постоянно будет в порезах. Да и лезвия надо менять очень часто. Зато все это окупается приятным ощущением после бритья, несравнимым с тем, что оставляют другие бритвы. Я точно помню, что ответил ему на это. Я попросил папу оставить мне его бритву в наследство после смерти. Помню, как лицо отца, скрытое под слоем пены, превратилось в улыбающуюся свиную мордочку. Под ноздрями дрожали пузырьки пены, глаза вытянулись узкой дугой, словно брови, а из плотно сжатого рта вырвались булькающие звуки, напомнившие катящуюся гальку. Я подумал тогда, что отец засмеялся, и поэтому потребовал, чтобы он пообещал мне это немедленно. Папа ответил, что точно не знает, когда умрет, но после смерти обязательно оставит бритву мне. Я протянул ему большой палец, и он с удовольствием скрепил наш договор печатью, прижав свой палец к моему. Мама вряд ли узнала об обещании отца. И мне совсем не хотелось ей долго все объяснять и настаивать на том, что бритва принадлежит именно мне, поэтому я просто забрал ее втайне от мамы.

— Алло! Алло! — Голос Хэчжина становился громче. Я с огромным усилием еле-еле произнес:

— Да, это я!

— Придурок, а я уже было подумал… — Он начал говорить тихо, будто успокоился, но потом стал раздражаться: — Почему ты не отвечал? Я так перепугался.

— Я слушаю, говори, — небрежно ответил я.

Хэчжин возмущенно хмыкнул:

— Что значит «говори»? Ты же мне сам позвонил.

Точно, это же я ему позвонил. Я собирался попросить его о помощи. Я поднял руку, в которой была бритва, и поднес лезвие к подбородку. Я никогда ей не брился, она была просто воспоминанием о папе. Да, и усы появились у меня после двадцати одного. В отличие от папы, волосы у меня росли не так густо, и их легко можно было сбрить обычной электрической бритвой. Папину бритву я прятал в ванной в нише под потолком, чтобы ее не нашла мама, и никогда не носил ее с собой, за исключением вчерашней ночи, когда я положил ее в карман куртки с надписью «Частный урок».

— Ючжин?! — позвал меня Хэчжин, а я совершенно лишился дара речи, хотя до того, как обнаружил отцову бритву, чувствовал, что у меня было много чего ему сказать.

— Ты сейчас где? — еле выдавил я из себя.

— Я только спустился в метро. У меня разболелся желудок, поэтому перед выходом я сварил себе рамен.

Вряд ли одну порцию, наверняка сразу две. У Хэчжина была привычка, унаследованная им от дедушки-пьяницы, который каждый божий день был подшофе, — съедать по утрам с похмелья по две порции рамена. Наверно, сейчас я должен был быть благодарен старику — ведь именно из-за этого Хэчжин все еще находился в районе Санамдон.

— Зачем звонишь? Что-то случилось?

Сперва я хотел ответить «нет», но передумал и сказал «да». Я не знал, чем мне это поможет, но решил хотя бы потянуть время.

— У меня к тебе одна просьба.

Хэчжин молчал, ожидая, что я скажу дальше.

— Ты помнишь ресторан на острове Ёнчжондо, где мы ели сашими в мамин день рождения?

— Аааа… «Леон»?

— Да нет, «Леон» — это кафе. Если пройти еще метров пятьдесят от него, то прямо на берегу моря будет этот ресторан, называется «У Косиля».

Хэчжин опять сказал: «Ааа…»

— Вчера после вечера, устроенного в честь преподавателей, мы пошли туда и продолжили праздновать.

Говорят, обычный человек в среднем врет восемнадцать раз в час. Тогда мой результат превышает среднестатистический не только количественно, но и качественно. Честность вообще не моя сильная сторона. Стоит мне захотеть, и я без труда сочиню такую вот правдоподобную историю.

— Я забыл там свой сотовый, но не могу поехать туда прямо сейчас. До обеда я должен отправить материалы заведующему кафедры, еще сегодня вывесят результаты экзамена, нужно проверить, сдал я его или нет.

— Результаты будут известны уже сегодня?

— Да.

Хэчжин, как я и планировал, сразу предложил:

— Я поеду и заберу его. Не переживай.

— Тот ресторан открывается не раньше десяти, тебе нормально?

— Ну, подожду за чашечкой кофе в «Леоне».

Я решил проверить, как он собирается туда добраться:

— Если ты устал, поезжай на такси, я потом отдам тебе деньги.

— На такси? Ты с ума сошел? До острова Ёнчжондо слишком далеко.

Это означало, что он поедет на автобусе. О такси можно было даже не заикаться.

— А мама встала? — спросил Хэчжин, когда я уже собирался положить трубку. Я сразу нажал кнопку «конец связи», словно не услышал его последних слов. Поставив телефон на место, я начал думать о маме, лежащей в гостиной. Кровавые следы по всему дому можно было объяснить по-разному, но окровавленная бритва отметала все эти версии. Она была орудием убийства, которое прошлой ночью лежало в кармане моей куртки, а сегодня утром нашлось под моей кроватью. И бритва принадлежала мне. Я не мог представить себе, как этот факт примет Хэчжин и как на него отреагирует. А как он воспримет смерть мамы? Испугается, расстроится или разозлится? А узнав о моем затруднительном положении, он все равно поверит мне и встанет на мою сторону?