Чарльз Маклин - Домой до темноты

Но Балф Риверс уже вскочил и, улыбаясь, махал рукой:

— Мы здесь, Сам! Надо же, кто к нам пришел!

Сам пошла к столу; меж пальцами, порезанными о гравий, хлюпала кровь. Балф за руку подвел ее к свободному стулу.

— Мы уж беспокоились.

— Извините, я за… забыла про время.

— Похоже, вам надо хорошенько дерябнуть, милочка, — сухо сказала Ферн.

После гибели Софи это был первый званый вечер в Гринсайде, и вся наша троица слегка нервничала. Лора ухватилась за шестнадцатилетие Джорджа как за повод вновь открыть дом — пригласить соседей и приятелей сына, чтобы начать возвращение к нормальной жизни или ее подобию.

На крыльце мы приветствовали первых гостей. Был теплый июньский вечер; залитый огнями дом — георгианский особняк из светлого гранита, столетиями принадлежавший жениной семье, — на фоне темных холмов казался сказочным дворцом. Лора блюла семейную традицию Каллоуэев (унаследованную от виргинской бабки) и в каждом окне ставила керосиновую лампу. На террасе струнный квартет играл Баха.

Мы с Лорой почти не разговаривали.

Перед тем мы повздорили из-за подарка, который я сделал Джорджу, — темно-красный квадроцикл «Воитель» от «Ямахи».

— Ты слышал, что произошло? — За туалетным столиком Лора наносила последние штрихи в макияже. — Эта хреновина едва не опрокинулась.

— Он просто вильнул, объезжая собаку. — Я мучился с запонками. После возвращения из Лондона у меня оставалось меньше двадцати минут, чтобы принять душ и переодеться. — Все говорят, никакой опасности не было.

— Сам прекрасно знаешь, что искушаешь судьбу. Ты обещал быть дома.

Теперь сын был для нас всем, но это вовсе не означало, что он подвержен опасностям больше сверстников, в чем я пытался убедить Лору. Нельзя трястись над каждым его шагом. Однако матери не докажешь.

— Если с ним что-нибудь случится… — Не договорив, она через зеркало ожгла меня взглядом, в котором был и суд, и приговор.

— Ты знаешь, зачем я ездил в город, — спокойно ответил я. — Это важно.

На встрече с Филом из «Систем безопасности» я лично передал ему сим-карту моего телефона. Этим я подчеркивал первостепенность моей просьбы отследить звонок у грота.

— Что бы ты ни делал, это всегда «важно». А Джордж? Семья? Как насчет нас?

— Вы — единственное, что имеет значение, — абсолютно искренне сказал я.

Вспышку спровоцировала «ямаха», но я уже чувствовал, что конфликт назревает. Ненавижу склоки. Насмотревшись на ежедневный лай родителей, я дал себе слово не повторять этот иссушающий душу образец. У нас бывали стычки, но мы ухитрялись оставаться цивилизованными, избегать кровопролитных схваток. Разумеется, у Лоры случались закидоны, однако нынче было что-то иное. Она обвинила меня в том, что я пренебрегаю нашим «единственным ребенком», никогда не бываю дома, а работу использую как отговорку, чтобы уклониться от обязанностей. Меня ошеломили глубоко затаенные обиды и горечь, которые теперь всплыли на поверхность. Наверное, лишь инстинкт самосохранения или страх перед непоправимым не дали ей высказать все, что накипело. Она вплотную подошла к этой грани, когда вдруг обернулась и прокричала:

— Тебя нет со мной!

Атака захватила меня врасплох, но я понимал: Лора не так уж далека от истины.

Я просто выключился, и в том была моя защита. Когда уже было нельзя оттягивать встречу гостей, я сказал:

— Поговорим в другой раз, ладно? Это нечестно по отношению к Джорджу и Софи. Если хотим устроить им прекрасный вечер, надо выглядеть, будто мы заодно.

— Ты мастер на подобные штучки. Я так не умею, — ответила жена.

Вряд ли кто-нибудь заметил возникшую между нами напряженность. Друзья, особенно те, кто знал и любил Софи, по-прежнему были к нам внимательны и делали скидку на наше горе. Большую часть вечера мы провели порознь; в своем новом серебристо-сером наряде от Нины Риччи, [36] Нина Риччи (1883–1970) — французский дизайнер одежды, итальянка по происхождению. купленном в нашу последнюю поездку в Париж, Лора выглядела элегантной, но печальной.

Ненадолго оставшись одна, она вышла на террасу. С подноса официанта я взял два бокала с шампанским и, глубоко вздохнув, направился следом. Мы встали у парапета, я протянул ей фужер.

— Вечер удался, — промямлил я.

На террасе за столиками сидели пары, наслаждавшиеся вечерним воздухом. По случаю праздника церковь утопала в огнях, дорожку вкруг озера окаймляли трепещущие факелы.

— Если не считать, что Джордж терпеть не может твою музыку, — пожала плечами Лора.

Словно по сигналу, нас накрыло музыкальной волной: оркестр в шатре грянул оптимистичную классику — «Как сладко». [37] «How Sweet It Is (To Be Loved by You)» — выпущенный в сентябре 1964 г. сингл соул-певца Марвина Гэя; в январе 1965-го поднялся до пятого места в хит-параде «Биллборда». В холмах отдавалось эхо ударных и бас-гитары, похожее на раскат грома. За музыку отвечал я.

— Не думаю, что это мешает ему славно проводить время. Может, потанцуем?

— Не знаю, не сейчас.

Мы еще постояли на террасе. К нам подходили гости, благодарили за прекрасный вечер. Вопреки своему заявлению, Лора легко справлялась с ролью любезной хозяйки.

— Я отлучусь. Надо позвонить Филу… он работает допоздна. — Вопросов мне не задавали, но я добавил: — Я буду в библиотеке. Это минут на двадцать.

— Не бойся, никто не соскучится.

Огни на воде подрагивали в такт смуглым ритмам Кристины Агилеры. [38] Кристина Агилера (р. 1980) — американская латин-поп-певица, лауреат премии «Грэмми». Я сделал вид, что не расслышал.

— Не волнуйся, я справлюсь. — Лора улыбнулась, но голос ее дрогнул. — Знаешь, чего бы мне хотелось, Эд? Чтобы ты не выглядел так, словно тебе милее быть где угодно, только не здесь.

Я пожал плечами и отвернулся. Беспрестанные уколы меня уже достали. По правде, с недавних пор я делал над собой усилие, чтобы больше времени проводить в семье. Внезапно меня охватило раздражение не только к Лоре, но ко всем, кто наводнил наш дом. Подъездная дорога превратилась в сверкающую реку дорогих машин; в темноте плавали светлячки сигарет — шоферы болтали, привалившись к своим сияющим колесницам.

Среди освещенных окон одно оставалось темным — бывшая спальня Софи. Сердце мое сжалось: это не просто досадная оплошность.

Лора права: быть дома не хотелось.

Без четырех минут полночь.

Никакой срочности не было. В Вашингтоне почти семь, конец рабочего дня… Словно это что-то меняло. Но в голове засела нелепая мысль: еще можно успеть.

Я врезался в толпу, расчищая себе дорогу. Длинный мощенный плитами вестибюль тонул в мареве багровых ухмыляющихся физиономий. Меня схватила за руку игривая блондинка в чрезмерно облегающем золотистом платье — одна из наших администраторш, помогшая устроить вечер.