Элена Форбс - Умри со мной

До сих пор Тарталья держался в тени, предоставляя вести допрос Миндередесу. Тот был великолепным детективом и обычно превосходно справлялся на допросах: у него получалось раздразнить допрашиваемых до состояния, когда те вываливают правду просто из чистой досады. Но Эшер никак не поддавался. Наступила пора пустить в ход приемы потоньше.

— Ладно, Шон. Давай скажем так: мы — пока что — тебе верим. Мы читали вашу переписку. Почему Келли так тебя опасалась? Чего боялась?

— Я же говорил вам. Считала, будто я кто-то другой, — сдался Эшер.

— Кто же?

— Откуда мне-то знать?

— Но ведь ты, когда разговаривал с ней по телефону, как-то убедил ее, что ты — не «другой». Иначе она бы ни за что не согласилась с тобой встретиться.

— Не помню уж.

— Хм, раз не помнишь, то ситуация складывается не в твою пользу. Пока не убедишь и нас, что ты не «другой», остаешься главным обвиняемым в убийстве.

— Минуточку! — взвилась адвокатесса. — Мы ходим по кругу. У вас даже трупа нет.

— Остыньте, — попросил Тарталья. — Вы цепляетесь к мелочам. Не считаете же вы, что Келли Гудхарт выжила?

Уилсон смотрела на него пустыми глазами.

— Это всего лишь вопрос времени, труп обязательно обнаружат, — заверил ее Марк.

— Хорошо, инспектор, — вздохнула Уилсон. — Предположим, что труп есть. Но даже в самых буйных мечтах вы не сумеете предъявить в этом деле обвинение в убийстве.

— Почему вы так думаете? Свидетельница видела, как Эшер боролся с миссис Гудхарт. Ей показалось, что мужчина пытается столкнуть женщину в воду.

— Инспектор, поверьте, я не из тех, кто учит свою бабушку, с какого конца разбивать яйца. Но вы же сами понимаете: между тем, что кому-то показалось, и тем, что происходило на самом деле, — огромная разница. Все это — подозрения, и только.

— Но подозрения при данных обстоятельствах вполне обоснованные.

— Как мне представляется, — покачала головой Уилсон, — обстоятельства эти такого рода, что их толкование допускает по меньшей мере два варианта.

Подавив вздох, Тарталья задумался. Уилсон права, конечно. Несложным способом, всего лишь озвучив ситуацию, она сумела выпустить воздух из их — и без того крошечного — пузырька надежды. Ничего у них пока нет, что годилось хотя бы для предварительных слушаний. Если только, конечно, Эшер не расщедрится на чистосердечное признание. Но что-то не похоже, чтобы он рвался сделать им такой подарок.

— Мой клиент старается помочь вам, инспектор, — прервала его размышления Уилсон. — А если вы будете продолжать упорствовать и проталкивать вашу нелепицу с убийством, не имея на руках ни одной улики, я дам ему совет — хранить молчание.

Тарталья смотрел не отрывая глаз на Шона, а тот уставился в стол перед собой с отрешенным лицом, словно разговор никак его не касался.

— Шон, помоги мне, а я помогу тебе. — Тарталья выждал с минуту, изучая лицо Эшера — не лицо, а пустынная Луна — и гадая, что происходит у того в голове. — Мы разыскиваем человека, который до тебя общался с Келли Гудхарт и намеревался с удовольствием понаблюдать, как женщина умирает. Такие вот у него больные фантазии, но их исполнение он обычно не пускает на самотек. Если бы случилось, что Келли в последний момент испугалась, как произошло, по твоему утверждению, с тобой, он бы уж подсуетился, чтобы она все равно погибла. Хотелось ей того или уже нет.

Лицо Эшера не дрогнуло, и Марк вновь заговорил:

— Как бы ты себя чувствовал, если б кто-то силой вынуждал тебя покончить жизнь самоубийством? Не потому, что человеку потребовалась компания в последнюю минуту его жизни, как Келли, а потому, что он — извращенец, полоумный. У него снесло крышу, и он получает удовольствие от вида смерти. Этот подонок — псих. Он балдеет от наслаждения, наблюдая, как умирают ни в чем не повинные люди.

Эшер поднял глаза, выражение их чуть заметно смягчилось.

— Если ты — «другой», как утверждаешь, нам необходимо разыскать его. — Все так же пристально следя за Эшером, Тарталья выдержал паузу: пусть сказанное как следует проникнет в его сознание. — Нам известно, что он повинен не в одной смерти. И если миссис Гудхарт, зрелая женщина, вполне отдавала себе отчет, на что идет, то оправдать смерть беззащитных девочек, у которых подростковая депрессия прекратилась бы через месяц-другой, ничем не возможно.

— Не пытайтесь запутать моего клиента, инспектор, — вмешалась Уилсон. — Мы здесь для разговора только об одном: о происшествии на Хаммерсмитском мосту.

— Это тот самый убийца, про которого в газетах писали? — озадаченно спросил Эшер, не обращая внимания на своего адвоката.

— Мы думаем — да, — кивнул Тарталья. — Пожалуйста, постарайся, вспомни, что говорила тебе Келли. Это крайне важно.

Эшер потер подбородок. На секунду Тарталье показалось: вот сейчас он выдаст что-то очень важное! Но Эшер только покачал головой:

— Простите, ничего не помню.

Тарталья вздохнул. Он не поверил.

— Ладно. Давайте сейчас сделаем небольшой перерыв. Опрос приостанавливается до десяти часов пятидесяти минут, — сообщил он для записи.

Марк хотел дать Эшеру время серьезно поразмышлять, потому что заметил в глазах допрашиваемого легкое колебание, ослабление упорства, словно смог наконец достучаться до Шона, вызвать в нем сочувствие к жертвам. А еще, если честно, ему давно хотелось в туалет, глотнуть свежего воздуха и выпить кофе, чтобы продержаться до конца рабочего дня. А если повезет, то удастся еще выскочить через черный ход и быстренько выкурить сигаретку, пока Стил не застукала.

— Итак, пока у нас на Эшера ничего нет, — заключила — чуть ли не обвинила — Стил, переводя взгляд с Тартальи на Миндередеса и обратно.

— Ну, чтобы задержать, точно ничего, — пожал плечами Миндередес. — Если только не нароем какого лакомого компромата при обыске его квартиры.

Они сидели в другой допросной, дальше по коридору. Стил, Тарталья, Уайтмен и Миндередес расселись за небольшим столом, на котором стояли чашки с кофе и полупустая тарелка с зачерствевшими сэндвичами из столовой. Кеннеди с непроницаемым лицом привалился к стене, сунул руки в карманы, как бы желая обособиться от процесса обсуждения. В этой комнате тоже было душно и жарко, к тому же висел густой застоявшийся запах пота и страха. А от Ника Миндередеса, когда он наклонялся за чашкой или сэндвичем, веяло еще и ароматом лосьона для бритья. От такого амбре у кого хочешь голова разболится. Тарталья все так же умирал от желания курить и гадал, сколько еще Стил их тут продержит, бессмысленно гоняя разговор по кругу. Да и к Эшеру пора бы уже вернуться. Тарталья не сомневался, тому есть что сказать.

Марка удивляло молчание Кеннеди. Обычно тот незамедлительно встревал со своим мнением, а сейчас его будто и в комнате нет. То ли он специально старается не вмешиваться, что на него мало похоже, то ли запутался и не желает в этом признаться.