Борис Старлинг - Мессия

И вот теперь, под покровом ночи, они снова вернулись в Холлоуэй, в отвратительную квартиру Питера, двери и окна которой теперь уплотнены резиной.

Случись ему, связанному, с кляпом во рту, оказаться на месте Питера, в то время как кто-то готовит для него крест, он бы знал, что ему предпринять. Мученикам не пристало просто лежать и умирать, им подобает обретать свой венец в сиянии славы. На то они и мученики.

Тот старик, Каннингэм, пытался сопротивляться. Набросил ему на лицо ночную рубашку и вырвался из спальни. Попытался бежать, не то что этот слизняк, бесхребетный кусок дерьма. Убивать Каннингэма было чуть ли не жаль.

Но на все Божья воля. Господь выбрал их для него, пусть даже одни из них менее достойны, чем другие. В том-то и суть, не так ли? Обычные люди становятся выдающимися именно благодаря своему мученичеству. Взять хотя бы первых апостолов Мессии — все они были заурядными людьми, и лишь зов Иисуса изменил их.

Точно так же и он изменяет своих избранных. Они претерпевают преображение, превращаясь из обычных людей в мучеников. Серебряный Язык встает с пола, где лежит крест, и в первый раз обращается к Питеру:

— «Петр же сидел вне, на дворе. И подошла к нему одна служанка, и сказала: и ты был с Иисусом Галилеянином.

Но он отрекся пред всеми, сказав: не знаю, что ты говоришь.

Когда же он выходил за ворота, увидела его другая, и говорит бывшим там: и этот был с Иисусом Назореем.

И он опять отрекся с клятвою, что не знает Сего Человека.

Немного спустя подошли стоявшие там и сказали Петру: точно, и ты из них, ибо и речь твоя обличает тебя.

Тогда он начал клясться и божиться, что не знает Сего Человека. И вдруг запел петух.

И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. И, вышед вон, плакал горько» [14] Мф. 26, 69–75. .

Серебряный Язык опускается на колени и приближает лицо к лицу Питера. Скотч, залепляющий ему рот, пахнет, как несвежая рыба.

— Ты знаешь Иисуса?

Никакой реакции. Питер пребывает за пределами ужаса, в каком-то отдаленном гиперпространстве, где страх перестает иметь реальное значение, ибо ничего отличного от страха там нет и не будет.

— Отвечай мне. Кивни головой, если ты знаешь его. Покачай головой, если не знаешь. Но даже не пытайся солгать, я сразу это пойму. Итак, попробуем еще раз. Ты знаешь Иисуса?

Питер слегка двигает головой из стороны в сторону.

— Это «нет»?

Кивок.

— «Да» — это «нет» или «нет» — это «да»?

Растерянность смешивается с ужасом на лице Питера. Серебряный Язык смеется.

— Ну, конечно. Ты не можешь ответить на этот вопрос. У тебя ведь заклеен рот. Извини. Это моя ошибка. Начнем снова. Постарайся, чтобы это был отчетливый кивок или отчетливое качание. Ты знаешь Иисуса?

Качание.

— Ты знаешь Иисуса?

Качание.

— Ты знаешь Иисуса?

Качание.

— «И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде нежели пропоет петух, трижды отречешься от Меня. И, вышед вон, плакал горько».

Отречение произведено. Теперь Серебряный Язык действует быстро. Тащит Питера на крест, все еще лежащий на полу.

Переворачивает Питера на живот. Вставляет ключ в наручники, быстро вынимает из них запястья Питера.

Широко раскидывает руки Питера, в то время как тот еще пытается напрячь мускулы, затекшие от недельной неподвижности.

Привязывает одно из запястий Питера к кресту, в то время как другое прижимает коленом. Потом приматывает и второе запястье.

Наступает очередь ног. Оковы снимаются, ноги сводятся вместе, скрещенные лодыжки прикручиваются к кресту.

Руки и ноги привязанного к кресту Питера образуют треугольник. Привязать его необходимо, иначе пробитые гвоздями руки могут разорваться под тяжестью тела.

Теперь нужно взять тот конец креста, к которому привязаны ноги, и поднять.

Крест с привязанным к нему человеком тяжел, но силы Серебряному Языку не занимать.

Он прислоняет крест к стене.

Кровь приливает к голове Питера, сделав его лицо красным. В глазах Питера слезы.

— «И, вышед вон, плакал горько».

Серебряный Язык подходит к кухонному столу, берет молоток и слегка постукивает им по тыльной стороне ладони.

Потом он берет гвозди. Три гвоздя, каждый в шесть дюймов длиной.

В это мгновение грудь Питера дергается в рвотном спазме, и Серебряный Язык успевает сорвать скотч со рта как раз вовремя. Питера выворачивает: еще чуть-чуть, и он захлебнулся бы в своей блевотине. Когда рвотные позывы прекращаются, Серебряный Язык возвращает клейкую ленту на место.

— «Он сидит одесную Бога, Своего Всемогущего Отца, откуда придет судить живых и мертвых» [15] Из Апостольского символа веры — самого первого краткого, точного изложения основ христианской веры. .

Серебряный Язык приставляет кончик первого гвоздя к коже правой ладони Питера.

Питер бросает взгляд и отворачивается в бессильном ужасе.

Четыре быстрых удара молотком. Гвоздь, пробив кожу, плоть, кость и дерево, выходит с другой стороны.

Пальцы Питера крепко сжаты вокруг гвоздя, натянутые сухожилия его запястий выступают, как струны скрипки.

Еще четыре удара по левой ладони. Шесть, чтобы прибить скрещенные ноги.

Кровь свободно льется на пол. Часть крови попадает на Серебряного Языка. Не важно. Она легко смоется. Полиция может охотиться за запачканной одеждой, сколько ей будет угодно, и после этого, и после всех остальных убийств, но они никогда ее не найдут. Он мог бы размахивать одеждой у них перед носом, им все равно не понять.

Ведь он Мессия.

Он возвращается к кухонному столу, кладет молоток и берет хирургический нож.

Снова к Питеру. Скотч срывается, лезвие вводится в рот, а далее следуют два быстрых, сливающихся в одно, отработанных движения.

— А теперь, приятель, вопи, сколько твоей душе угодно. Никто этого не услышит, ведь говорить ты не можешь. Ни говорить не можешь, ни есть. Не считая лишь вкушения плоти Моей.

Пятница, 30 октября 1998 года

Джез пролистывает отчет вскрытия по Питеру Симпсону.

Питер был убит слишком давно, чтобы можно было установить точную дату его смерти, но это не имеет значения. Они знают эту дату так же точно, как если бы Симпсона убивали у них на глазах.

Содержание отчета знакомо им до боли, отчего производит еще более гнетущее впечатление.

Никаких отставших волокон. Никаких волос. Никакого семени. Никакой крови, кроме крови умершего. Никакой слюны.

Восемь тел, и ни единой полезной улики ни по одному из них. Джез рассеянно думает, не представляет ли это своего рода рекорд.

Хорошо еще, что три последних убийства удалось сохранить в тайне. Средствам массовой информации сообщили, что Саймон Баркер скончался от сердечного приступа, от самаритян слова не добьешься, так что с той стороны утечки опасаться не приходится, а Сандра Мур продолжает пребывать в убеждении, что Питер Симпсон уехал и может вернуться в любой день.