Уэйн Сэлли - Болеутолитель

семья одинокого человека

В УСТАЛОМ ГОРОДЕ!!!

11:50 автобус до Стейт-стр. Отдыхаю. Встречаемся с Рив в 12 в «Марклинне».

— Пришлось заглянуть в «Бюргер Кинг» высморкаться, — сказал Американская Мечта, — нельзя было переждать, из носа текло, мог испачкать свой капюшон. Летом отовсюду пахнет чужим потом, а зимой — собственными соплями.

Они сидели в холле «Марклинна», и Рив, наверное, в сотый раз спрашивала себя: может быть, она очарована Американской Мечтой только потому, что хочет когда-нибудь написать о нем книгу?

— У меня есть кое-что для тебя, Эйв, — сказала она, слегка коснувшись его руки.

— А мне совсем не повезло с той женщиной, — признался он.

— Это потом. Слушай. Я была в биб… Нет, подожди, сначала о другом. Я тут столкнулась на углу со Слэппи. Он сказал, что ребята подумывают о переезде, куда-нибудь в южный район.

— Они, наверное, думают, что Болеутолитель — трусливый подонок, который побоится напасть на кого-нибудь около бульвара Дрексел.

— Скорее всего, они считают, что убийца орудует в Лупе, потому что это самый удобный для него район. Люди приезжают сюда на работу, им не до того, чтобы кого-то спасать, да и просто смотреть по сторонам, потому что они боятся опоздать на электричку.

— Ничего они не понимают, — возразил Американская Мечта. — Мир постоянно меняется. Мои доспехи обратятся в мой саван, а на моих костях вырастет новое поколение.

— Успокойся, Эйвен. Дай мне договорить.

— Конечно, Рив. Извини, — он замолк и опустил голову.

— Слэппи еще сказал, что Вик выдвинул ту же идею с приманкой, что и ты.

— Виктор?

— Да, он сказал об этом несколько дней назад. Как раз когда пропал Майк.

— Знаешь что, — сказал Американская Мечта, глядя в пространство, — я мог бы связаться с Беном Мерди. У него есть друзья, больные полиомиелитом. Он знает, где можно достать подержанные инвалидные коляски.

— Ты думаешь, Вик присоединится к нам?

— Но мы же оба выдвинули эту идею, правда?

— Да, — Рив даже не думала, что Шустек ведет речь о попытке выступить в качестве приманки, не ставя в известность полицию. Ее гораздо больше волновало то, что она собиралась сказать сейчас.

— А вот что мне удалось найти в библиотеке. — Она вытащила из сумки несколько ксерокопий. — Взгляни-ка. Это из журнала «ЛАЙФ» спустя неделю после пожара в приходской школе.

Американская Мечта посмотрел на ксерокопию страницы журнала. Черно-белая фотография занимала большую ее часть. Пожарник держал на руках мальчика.

Непонятно было, жив мальчик или мертв. Волосы у него сгорели почти полностью. Пожарник был похож на военного санитара, его лицо искажала гримаса боли.

Подпись гласила: С искаженным от боли лицом пожарный Томас Шмидт, отец двоих детей, выносит из пламени Фрэнсиса Хейда, девяти лет.

Фрэнсис Хейд.

Американская Мечта торопливо рассказал Рив о том, что увидел вечером накануне Рождества. Человек на Тукер-стрит, взгляды, которыми они обменялись, после разговора с телевизионной дамочкой.

— Я видел это лицо и на Стейт-стрит, — добавил он.

Рив показалось, как она впоследствии вспоминала, что события развиваются слишком быстро. И тут в двери вошли Рицци и Морисетти.

— Мы рассчитывали застать кого-нибудь из вас здесь, — сказал Рицци. — Только что пришло сообщение из криминалистической лаборатории. Отпечатки на том кресле, что обнаружено у моста.

— Их проверили по картотеке ФБР, — закончил Морисетти. — Отпечатки принадлежат Майклу Шурлсу.

Все они испытали чувство мертвой пустоты. Спустя еще двадцать минут в дом вбежал Виктор Тремалис. Имя Майка Серфера звучало в теленовостях.

— … не могу поверить… не приходило в голову ЧТО ЕГО ЗДЕСЬ НЕТ, ГОСПОДИ, ЧТО ЖЕ ЭТО! — он выкрикивал эти слова, как психопат.

— Вик, — Рив подошла к нему и взяла за плечи, — никто не заметил, как он выехал. Все были уверены, что он по-прежнему в своей комнате, тем более, что он вот уже две недели отсюда не выходил. Даже на стук в дверь не отвечал.

— Был.

— Что?

— Был там две недели, — Тремалис отступил от нее. — Рив, Майк мертв. Болеутолитель расправился с ним.

Рив вздрогнула.

Все молчали. Никто не гонял бильярдные шары. Зуд, Сейжд и Карл сидели на диване, как те самые обезьянки, одна из которых не видит, другая — не слышит, третья — не говорит. Колин Натмен вытирал со своего стола воображаемую пыль.

Они втроем сидели в баре и пили кока-колу из больших стаканов. Тремалис только что сказал друзьям, что коль скоро тело не обнаружено, может быть, Майк Серфер не умер.

— Мы разговаривали с Морисетти, — сказала Рив. — Он сообщил, что предварительные исследования криминалистов не выявили на кресле компонентов кислоты.

— А что… что, если Майк просто хотел, чтобы его оставили в покое и ушел сам? — спросила Рив, зная, что это совершенно немыслимо.

— Он не собирался никуда уползать, уж это точно.

Девчонка за спиной Виктора слушала кассетник, который играл слишком громко; он хотел попросить ее приглушить эту долбаную штуковину.

— Майк мертв, Рив, — сказал Американская Мечта, — Мы это знаем, и ОН это знает.

Тремалис хотел спросить его, кого он имел в виду, когда сказал он: Майка Серфера или Болеутолителя.

Рив подумала: Эйвен имеет в виду, что Бог знает о смерти Майка Серфера.

Оба были правы.

Чтец Деннис закончил чтение по своему требнику и вышел к кафедре. В эти дни он мало общался с другими францисканцами, даже с новеньким в их братстве, отцом Гэри. Оказалось, что даже Гэри — святая простота! подобно студенту колледжа, свято верил, что лучшим из всего, что когда-либо было написано, пишется и будет написано в будущем являются «Моби Дик» и «Алая буква».

Все они понимали, что он читает проповеди уже без души. И его манеры, и его сравнения оставляли желать лучшего. Никаких восклицаний, никаких попыток выделить существенное, за исключением маловыразительных пауз. В его чтении требника отсутствовала душа.

Больше всего его огорчала, однако, тишина. Тишина на скамьях, из-за того, что люди просто не хотели оставаться на улицах. Люди, которым церковь была нужна как убежище, как крыша над головой и все. Каждую зиму отец Деннис ожидал появления броских газетных заголовков — иногда сенсационных, чаще — банальных — о замерзших трупах, бродягах, которые слишком усердно разжижали свою кровь алкоголем. О бродягах, которых полиция находила по утрам мертвыми на скамейках Грант-парка, сидевшими неестественно прямо, как подставки для книг.

Теперь ко всему этому кошмару добавилось еще большее зло, то, к которому он сам имел непосредственное отношение. Кто из священников не желал бы людям избавления от страданий? В кого же он превратился? Молится, чтобы их страдания были короткими.