Лесли Горвиц - Формула смерти

В конце Четырнадцатой улицы, когда идешь в южном направлении, виднелись старые пирсы, далеко выдававшиеся в Гудзон. Из-за крайней ветхости находиться на них было опасно, о чем свидетельствовали установленные вокруг щиты с предупреждающими надписями и заградительные барьеры. Однако беспечные солнцепоклонники, не обращая внимания ни на надписи, ни на барьеры, облюбовали их для принятия солнечных ванн и частенько со своими одеялами и радиоприемниками появлялись здесь. Пирс, которым заканчивалась Мортон-стрит, служил местом сборищ как мужчин, так и женщин, зато другой, в конце Бэнк-стрит, принадлежал только мужчинам, о чьих сексуальных наклонностях знали близлежащие районы. На самом краю пирса они чувствовали себя настолько свободными, что разгуливали совершенно голыми, шокируя наготой пассажиров проплывавших мимо яхт и экскурсионных катеров.

Субботним днем, в начале лета, здесь появился молодой человек, влекомый тем же извечным инстинктом, с перекинутым через плечо одеялом и книгой в руке, которую и не собирался читать, отлично зная, что его появление взволнует всю здешнюю компанию и разожжет в каждом из мужчин страстное желание. Притворяясь безразличными, они краешком глаза следили за передвижениями незнакомца. Их реакцию на его появление можно было предсказать заранее. Взволновались мужчины не потому, что он превосходно сложен и красив лицом, речь шла о другом: обладая таким красивым телом и выставляя его напоказ, юноша вселял в их сердца трепетные надежды, давая понять, что любой из них может, пусть на короткое время, обладать им.

На нем были только джинсовые шорты и футболка, которые он проворно сбросил, как только достиг края пирса. Зная, что все оценивающие взгляды прикованы к нему, не обращал ни на кого внимания — это никогда не вызывало особой проблемы: в любой момент можно полностью отстраниться от окружающего мира. Расстелив одеяло, улегся на него навзничь, позволив солнцу обласкать его уже покрытое золотистым загаром тело.

Притворившись спящим, он сквозь полуприкрытые веки быстро осмотрел всю компанию, надеясь найти среди этих мужчин того единственного, кто даст ему любовь, которую он ищет по всему миру — в Рио, Гамбурге, Порт-о-Пренсе и Сан-Франциско. Однако в последнее время его мучили переживания: однажды упустив настоящую любовь, больше ее не найти. От осознания этой неизбежности ему становилось горько и одиноко, но ничто в мире, даже мысли о смерти, не могли заглушить в нем всепоглощающую страсть.

Еще раз пробежав взглядом по лицам и отчаявшись найти среди них того, кто дал бы ему любовь, принялся искать нечто совсем другое — того, кто хотел бы умереть.

Искать пришлось недолго: стройный блондин, красавец со Среднего Запада, сидел с другом, который что-то ему говорил, а он его не слушал, думая о чем-то своем и представляясь таким одиноким. Ему едва перевалило за двадцать, и по всему было видно, что в городе он новичок, приехавший в поисках новых горизонтов. Наметанным глазом можно было распознать в нем человека, который уже раз или два совершал попытку самоубийства, и сейчас находился в подавленном состоянии, время от времени закрывая глаза, подставлял лицо солнцу. Его друг выглядел лет на десять-пятнадцать старше и, наверное, до сих пор не верил своему счастью. Но не было никаких надежд, что блондин задержится с ним надолго: этот день может стать последним, когда они вместе — блондин уже присматривался к окружающим в поисках альтернативы, пока ослепленный страстью любовник растирал его спину лосьоном.

Неожиданно глаза блондина встретились с глазами человека, задумавшего отнять у него жизнь, но он пока ни о чем не догадывался, видя только приглашение к большому сексу. Блондин улыбнулся, и его будущий любовник и убийца ответил ему тем же.

Незнакомец не стал искать более подходящего предлога завязать беседу и попросил у блондина немного лосьона.

— Не думал, что солнце будет сегодня припекать так сильно, — объяснил он.

Видно было, что блондин едва скрывал радость, а его друг, поймав взгляд, которым они обменялись, сердито нахмурился.

— Не могли бы вы помассажировать мне спину? — попросил блондина незнакомец.

Тот только этого и ждал.

— Меня, между прочим, зовут Деррил, — представился незнакомец. Самое подходящее имя, по крайней мере на сегодня, подумал он.

— Я Патрик, а это Митчелл.

Митчелл кивнул головой, с несчастным видом наблюдая, как Патрик медленными ритмичными движениями втирает лосьон в спину Деррила.

Когда Патрик закончил, тот еще некоторое время лежал неподвижно, однако был начеку, зная, на какой путь только что вступил.

Митчелл сделал слабую попытку предотвратить неизбежное:

— Пошли, Патрик, надо отсюда побыстрее убираться. Посмотри, я, кажется, совсем обгорел.

— Иди один, Митч. Встретимся у дяди Чарли.

— Что такое? Пошли же, Патрик!

— Нет, хочу побыть здесь еще немного. Все будет хорошо, Митч. Поверь мне. Через час увидимся.

Митчелл оказался в двойственном положении. Теперь, когда он заявил, что хочет уйти, оставаться здесь было бы крайне унизительно. Бросив злобный взгляд на Деррила, он молча оделся и ушел.

— Ну вот, теперь мы остались наедине, — сказал Деррил, за что заслужил благодарный взгляд своего нового друга.

История Патрика походила на сотни других, которые доводилось слышать Деррилу. Тот начал рассказывать ее еще на пирсе и, когда они пришли в Рэмрод, бар, расположенный на Бэнк-стрит и облюбованный гомосексуалистами, продолжил ее. Деррил заказал ему виски и немало удивился тому, как быстро Патрик опьянел.

Патрик рассказал, что работает в кафе «Двадцатый век Фокс» в театральном районе и, естественно, стремится стать актером. Деррил понял, что Патрик прибыл в Нью-Йорк из Индианы, которая тому до чертиков надоела. Здесь он снимает на двоих с другим безработным актером квартиру за двести пятьдесят долларов в месяц. Актер был его любовником. Сегодня вечером домой Патрику идти не хотелось, потому что атмосфера там была гнетущей.

— Я подыскиваю себе другое жилье, и если ты знаешь…

Деррил заверил, что будет иметь его в виду.

Пьянея все больше, Патрик совсем разоткровенничался и признался Деррилу в том, что чувствует себя несчастным, разочаровался в Нью-Йорке и актерской карьере, и не часто бывает так, чтобы он рассказывал кому-нибудь о том, что у него на сердце. Здесь у него так мало друзей, которые по-настоящему понимали бы его.

Деррил сообщил, что ему неожиданно привалили деньги, и пригласил Патрика в одно известное ему французское кафе. Он, сам не зная почему, решил устроить для Патрика интимный романтический вечер.

В кафе Патрик был уже совсем пьян.