Стюарт Макбрайд - День рождения мертвецов

— Знаю, что это совсем немного, но зато это наше. Доусон слегка приворовывает у своей мамы каждую неделю, этого хватает, чтобы платить за аренду и покупать вещи для ребенка.

— Я кладу деньги на банковский счет. Скоро у нас будет настоящий дом.

Зазвонил мой мобильный телефон. Доусон и Бренда вздрогнули. Я дождался, когда звонок переключится на голосовую почту.

— А как насчет твоих отца с матерью? — спросил я.

Она опустила голову:

— Если все так и останется, она им тоже ничего не сделает.

После ужина Доусон помог мне пройти в ванную. Я сел на край унитаза. Бренда разрезала и сняла с моей ноги потертый пластиковый мешок, а потом упаковочную ленту под ним. Полотенце было темно-красным от крови, оно упало в ванну, расплескав но ее бортам маленькие капли крови.

— О господи… — Она облизала губы, потерев друг о друга кончики затянутых в резиновые перчатки пальцев. Взглянула на капающее месиво из кожи и упаковочной ленты. — Хотите, чтобы я сняла ботинок, или, может быть, я лучше его разрежу?

Сейчас в ванной комнате пахло фейерверком и кровяной колбасой.

— Срезай. Все равно он испорчен.

Я закрыл глаза и стиснул зубы. Куски ботинка со стуком упали в ванну.

Металлический звук. Шипение. На ступню полилась теплая вода.

Приоткрыл глаза.

Бренда водила туда-сюда по ступне душевой лейкой, смывая толстые комья свернувшейся крови.

— Давай, Брен, у тебя получится…

Она надула щеки и сморщилась.

Сквозь красное и черное проглянула розовая плоть. Ступня опухла и раздулась, словно от осиного укуса, в самом ее центре, примерно в дюйме от того места, где она переходит в пальцы, была небольшая дырочка, не больше обычной горошины. Солнышко с лучиками, которым было отмечено входное отверстие нули на ботинке, было и на ноге. В кожу впились черные пороховые точки. Из распухшего месива торчали маленькие осколки кремового цвета. Кость.

Изнутри, окрашивая воду, сочилось розовое.

Она взглянула на меня:

— Шью я не очень хорошо, но зато у меня есть дезинфектант?..

— Просто промой и перебинтуй, этого будет достаточно. — Я попытался улыбнуться, пока кровь стекала в ванну. — У тебя отлично получается. Ты будешь хорошей матерью.

Ну что, гангрена мне вроде больше не угрожает.

Струи дождя мерцали в свете уличных фонарей.

— Мне правда очень жаль, серьезно. — Доусон переступил с ноги на ногу. — Вы сюда приехали из-за нас, и мне очень жаль, что я не могу помочь спасти вашу дочь. — Он порылся в кармане и достал маленький пластиковый пакет с дюжиной маленьких таблеток на дне. — Амфетамины… но крайней мере, за рулем не заснете. И еще я залил полный бак бензина.

Я взял таблетки, положил в карман:

— Не нужно приворовывать товар у своей мамаши, кто-нибудь может заметить.

Он вздернул подбородок:

— Мужчина должен заботиться о своей семье.

— Смотри, накажут тебя родители. — Я сел за руль «рено». — Ты хороший парень, Доусон, постарайся не стать похожим на свою мать.

Он ухмыльнулся мне:

— Не беспокойтесь, я дерьмово выгляжу в колготках.

Фары осветили противоположную сторону дороги, оставив за собой мерцающий след, который пульсировал в одном ритме с моей продырявленной ногой. Не очень-то легко было вести машину, нажимая на газ и тормоз одной левой ногой, но я справлялся. Пока. Бешено колотившееся сердце не хотело успокаиваться, как бы я ни скрипел зубами. Чертовы амфетамины. Да и высокое давление совсем не то, что нужно для дырки в моей ноге. Но, по крайней мере, я все еще ехал…

Перед глазами, под мелким дождем, со стоном и визгом колыхались дворники, и звук у них был как у разъяренных ворон, ждущих, как бы выклевать мне глаза.

Пришлось остановиться и заправиться. Выпил немного напроксена, диклофенака и трамадола, которые прихватил с собой из дома. Боль снова утихла, и вести машину стало легче.

Судя по часам на приборной доске, времени было чуть больше половины одиннадцатого. До полуночи полтора часа. Семнадцать часов до пяти вечера понедельника. Полтора плюс семнадцать будет… Протер кулаком глаза. И почему фары такие ослепительно яркие? Восемнадцать с половиной.

Восемнадцать с половиной часов до того, как Мальчик-день-рождения начнет резать на куски мою девочку.

Я слегка шевельнул левой ногой, держа «рено» на М6 четко на семидесяти. Если по пути сюда можно было помахать удостоверением, и это срабатывало, то теперь, когда зрачки у меня как две большие черные пуговицы, а в ноге дырка, это вряд ли поможет.

Слева пролетел Престон — огни в темноте и название на блестящем от дождя дорожном указателе.

Восемнадцать с половиной часов.

В кармане завизжал мобильный телефон. Достал: «ГЕНРИ». Нажал на кнопку.

— Это… это больше не работает… — Слова невнятные, наползают друг на друга.

— Ты нашел Ребекку.

— Я старался., я старался не думать… Но это так… трудно… Мне так жаль, Эш, так… мне так жаль. — Невероятно, я своими глазами видел, как он в одиночку в один присест уговаривает бутылку виски, и ничего. Совершенно трезвый. — Я хотел… хотел спасти ее, но это… я не смог… я не смог понять, чего он хочет..

— Генри, сколько ты выпил?

— Я больше не могу… не могу этим заниматься… больше… надо было остаться в Шетлэнде. Эш, почему… почему ты заставил меня приехать? — Всхлипнул. — Она мертва… это не… я не могу.

— Черт тебя возьми, Генри… — Я крепче схватился за руль. — Ты не один, у кого хреновый день, о’кей? Пора тебе вырасти.

Что-то проревело мимо меня по внешней линии, от чего маленький «рено» качнуло.

— Мне нужно было… нужно было поймать его… давным-давно. Это моя вина. Это… нет. — Хлюпанье, шмыганье носом, потом сиплый вздох. — Я не думал, что так… Прости меня, Эш, прости меня. Это моя вина…

— Убери бутылку, бесполезный старый пьяница, мне нужна твоя помощь! Кети все еще у него! Еще есть время. Мы должны найти его.

— Глупый, бесссполезный старик… Должен был… давным-давно должен был подохнуть.

— Генри!

— Все, кого я знал… все мертвы.

Приглушенный стук, рыдания.

Спасибо, Генри, огромное тебе вот такое спасибо, твою мать.

Холодно…

Я закашлялся, вздрогнул. Открыл глаза. Все еще темно. Болело все тело, от затылка и до кончиков пальцев на ногах. Я лежал на пассажирском кресле, откинутом назад на полную, накрытый своим пальто, служившим мне импровизированным одеялом. Пар от дыхания стоял надо мной, словно туман во мраке.

Окна «рено» запотели. Провел рукой по оконному стеклу, и оно заплакало холодными конденсатными слезами.

Небо снаружи было сине-черного цвета, звезд не видно. Через место от меня виднелась громадная туша седельного тягача, стоявшего кабиной к огороженным зданиям ремонтной мастерской. На небольшом временном заборчике висел плакат с надписью: «ЗАКРЫТО НА РЕКОНСТРУКЦИЮ. НЕ БЕСПОКОЙТЕСЬ, МЫ СКОРО СНОВА ОТКРОЕМСЯ!!!»