Стюарт Макбрайд - День рождения мертвецов

— О нет, только не снова. — Элис взяла пластиковую бутылочку. — Снотворное. — Положила руку на лоб Итану, большим пальцем опустила веко на одном из глаз: — Сколько вы приняли?

Он взвизгнул, когда я схватил его за горло и приподнял со стула.

— ГДЕ ОНА?

— Я не хотел!

— Я все кости раздроблю в твоем теле, ты…

— Внизу, она внизу… Простите меня.

— Ты пожалеешь об этом.

Он, спотыкаясь, прошел через холл к двери, открыл ее и щелкнул выключателем. Ступени лестницы вели в подвал.

— Я не хотел… Я правда не хотел…

Он соорудил что-то вроде пыточной комнаты Мальчика-день-рождения. Не все полностью, только три стены, точно такие же, как на поздравительных открытках. Чтобы можно было сделать фотографию. Кети сидела посредине на деревянном стуле, лодыжки притянуты к ножкам стула пластиковыми хомутами, руки за спиной. Она сидела, наклонившись вперед, длинные черные волосы свисали, закрывая лицо.

Не двигалась.

— Я не… Я не хотел бить ее, все получилось случайно. — Итан прижался спиной к стене и тяжело задышал. — Она не все время кричала…

Элис убрала волосы с лица Кети.

Глаза над прямоугольником серебристой клейкой ленты были открыты, шея покрыта синяками. Левая сторона лба искорежена, словно кость под кожей была вдавлена внутрь, и вся в крови.

О господи…

Трость упала на подвальный пол, подняв облачко пыли.

Кети…

— Я не… Я не хотел… Я хотел… расквитаться. Заставить тебя… заставить тебя… — Итан начал сползать по стене, хватаясь за гипс на левой руке. — Никогда не смогу взять в руку карандаш… Никогда…

Так он и сползал но стене, пока не сел на пол, закрыв глаза, и дыхание шипело в его груди, как воздух в акваланге.

Только не это…

Я рванулся вперед, упал на колени и приложил два пальца к горлу Кети. Пульс, где-то здесь должен быть пульс. Хоть что-нибудь. Ее кожа была холодной.

— Нет! Кети, нет, нет, нет, нет, нет… Пожалуйста!

— Я не хотел…

— О, Эш, мне так жаль. — Элис встала рядом со мной на колени, обняла меня руками и прижалась всем телом. — Мне так жаль.

Не помню, когда Элис отпустила меня, вот только что она была здесь, а потом я снова один — и смотрю в голубые глаза Кети. Откуда-то из-за спины разнеслись по комнате звуки рвоты. Я обернулся.

Элис, наклонив Итана через колено, совала пальцы ему в глотку. Его спина напрягалась, и на подвальный пол плескало чем-то вонючим и желтым. Снова. И снова.

— Ну-ка, давай выкини все, и еще раз!

Вонючая блевотина с белыми точками таблеток.

Я встал:

— Оставь его.

— Он умрет, если я не…

— ОСТАВЬ ЕГО!

Она уставилась на меня и, уронив его на пол, попятилась от мерзавца, который убил мою дочь.

Пистолет вздрогнул у меня в руке. Громкой, оглушающей нотой, которая эхом облетела комнату, туда и обратно, туда и обратно, постепенно угасая.

Итан лежал на боку с крошечной дырочкой на лице, на полдюйма ниже скулы. Пуля разорвала ему заднюю часть головы, и содержимое разрисовало стену красочным павлиньим хвостом.

Элис осторожно вытащила у меня из руки пистолет:

— Шшш… все в порядке. Все в порядке.

Начисто вытерла его черно-красной полосатой футболкой, вложила в руку Итана и, направив в сторону от себя, нажала его пальцем на курок. Еще один отозвавшийся эхом выстрел.

Отпустила, и рука Итана упала ему на грудь.

Элис посмотрела на него. Затем кивнула:

— Теперь у него дырка в голове, следы от выстрела на руке и лужа блевотины со снотворным. — Она поправила кофту. — Он был вне себя от ярости, когда мы вошли. Устроил сцену, стал угрожать нам, потом выстрелил в себя.

Я прижал голову Кети к своей груди:

— Эш, это очень важно. Когда нас будут допрашивать, мы должны говорить одно и то же — он угрожал нам пистолетом, потом выстрелил в себя.

Кети…

Занавеси раздвинулись.

Кети лежала на спине с другой стороны стекла смотровой комнаты, глаза закрыты, причесанная, простыня натянута до подбородка, чтобы скрыть синяки на шее. Волосы аккуратно начесаны на лоб, чтобы не было заметно повреждений. Казалось, что она спит. И может в любой момент проснуться.

Мишель сделала шаг вперед, положила руку на стекло. Губы дрожали.

Констебль в униформе откашлялся:

— Это ваша дочь?

— Да… — Кивок. Глаза блестящие и мокрые.

— Мне очень жаль. — Элис обняла Мишель за плечи.

Я остался стоять на месте. Не дышал, пока занавеси снова не сомкнулись.

Мы вышли на парковку. Толпа журналистов боролась за позицию напротив главного входа в больницу, дожидаясь наиболее удачного момента выхода Меган Тейлор и воссоединения ее со своими родителями.

Мишель смотрела, как Андреа Тейлор вышла из дверей и помахала рукой.

— Ведь это ее вина, так ведь? Она сделала этих двух ублюдков теми, кем они стали…

Элис покачала головой:

— Такими их сделал отец. Она была просто катализатором.

— На месте преступления найден пистолет, Эш. «Булл Чероки», девять миллиметров. Очень популярен в израильских службах безопасности.

Вслед за иголками грудь заполнил холод, замораживая дыхание в легких. «Булл Чероки». Это был пистолет из Бата, тот самый, который сунули мне в руку, чтобы миссис Керриган смогла осуществить свою месть.

— Паркер убит?

— На пистолете твои отпечатки, на гильзах тоже.

…приготовила тебе маленький подарочек. Надеюсь, тебе он понравится.

О господи!

— Неужели вы поверили, что я…

— Эш, — Вебер не поднимал на меня глаз, — пожалуйста, не делай все еще хуже, чем оно есть…

Элис схватила меня за руку и сильно сжала ее.

Морской паром «Хросси», взревев последним хриплым гудком, подошел к пирсу. Затем по гавани разнеслось металлическое клацанье. Половина восьмого утра, небо глубокое, грязно-оранжевое, жирные хлопья снега падают на Холмсгартский терминал, где-то в темноте мигают огни Лервика.

Арнольд Берджес сунул руки поглубже в карманы.

По всей видимости, пройдет целая вечность, пока они пришвартуют эту махину и откроют носовые ворота. Ничего. Он ждал семь долгих лет, подождет еще десять минут, не умрет.

Трап вздрогнул и застонал, когда последняя его секция прислонилась к корпусу судна. Вскоре показались невыспавшиеся пассажиры, дрожащие от утреннего холода. Кто-то из них поедет в город на автобусе, кого-то подвезут, кто-то возьмет такси, а все остальные пойдут на палубу за своими машинами.

Наконец, заскрипев, в какофонии клаксонов и сигнальных огней носовые ворота парома распахнулись.

Одна за другой машины, ворча, выползали на снег, выпуская облака выхлопных газов, и, наконец, на палубе осталась только одна машина, синий «БМВ».

Арнольд прошел под навес.