Поппи Брайт - Ты мерзок в эту ночь? (ЛП)

А когда проснулся, рядом сидел кот с человечьей башкой и смотрел на него. Полная луна отсвечивала от песка, и он ясно, как днем, видел его лысую голову и маленькое морщинистое личико. Глаза у него были зеленые, а мех начинался от шеи, прямо с воротника. От шеи это был обычный кот. Но с человечьей башкой.

— А он разговаривал?

— Черт, конечно! Он ругался ! Он открыл пасть, и оттуда послышалось: «Черт-подери-ебаный-засранец-мать-твою-сука-проклятая»…

Вдруг он бросился и погнался за чуваком. Они бежали и бежали по пустыне, так далеко, что чувак в конце концов понял, что даже машину свою теперь найти не сможет, и что даже если его не убьет кот с человечьей башкой, то он все равно неизбежно подохнет от жажды. Он решил, что лучше уж быстрая смерть, и остановился, поджидая кота. Он запыхался и устал — пробежал изо всех сил много миль.

Но когда обернулся, кот с человечьей башкой сидел уже тут как тут, ухмыляясь и вычищая из лап песок. «Мы с тобой отлично пробежались», — сказал кот с человечьей башкой. — « Ебучий-выродок-ссаный-иисусов-пиздолиз »… Потом он припал к земле, и его зеленые глаза вспыхнули в лунном свете, и чувак разглядел в его ухмылке сотню крошечных острых зубов…

Стив умолк.

Дух подождал секунд десять, с широко распахнутыми глазами комкая краешек своей футболки.

— Что же он с ним сделал? — наконец спросил он.

— Ничего, — ответил Стив. — Маленькая дрянь в жизни и мухи не обидела.

Билл, составитель антологий, однажды выступал редактором сборника гей-эротики про призраков. Он спросил, может ли перепечатать «Вкус Полыни», мою непочтительную дань «Гончей» Лавкрафта и мой самый переиздаваемый рассказ. Я сказал — конечно же, позабыв, что уже разрешил двум другим составителям антологий, Майклу и Тому, перепечатать его в сборнике гей-эротики про вампиров того же издателя. (Явно никто не догадывался, о чем же, черт подери, этот рассказ на самом деле повествует).

Книга Майкла и Тома вышла за пару недель до того, как Билл должен был отчитаться издателю, и он прислал мне в высшей степени вежливое, но нескрываемо нервозное электронное письмо: его редактор жаждала увидеть меня в сборнике про призраков; ее это не обрадует; Билл ее не обрадует — и я представала в роли отпетой лицемерной проныры. (Ну, этого он не сказал, но определенно подразумевал.)

«Не переживайте», — написал я в ответ. — «Это моя вина, и я до конца недели напишу вам рассказ, который будет даже лучше прежнего». И отбарабанил эту крошку. Не знаю, или «Развлекая мистера Ортона» лучше, чем «Вкус Полыни», но сюжета я и впрямь выдумал чуточку больше.

Лондон, 1 августа 1967 года

— Ты читал мой дневник?

Кеннет отрывается от головы бабуина, которую прикрепляет к телу мадонны. Он стоит на кровати, чтобы дотянуться до коллажа, под которым скрывается большая часть стены, и макушка его лысого черепа почти касается розово-желтой плитки низкого квартирного потолка. Они прожили в этом крохотном местечке в Айлингтоне восемь лет.

— Нет, я не читал твой дневник, — врет Кеннет.

— Почему нет?

— Потому что он довел бы меня до самоубийства.

— Ах да, — говорит Джо с ноткой раздражения в голосе. Он многократно слыхал эту угрозу и прежде, в той или иной форме, и Кеннета смутно осеняет, что его любовник или не верит в нее, или ему просто плевать. Это не значит, впрочем, что Кеннет может заставить себя перестать ее повторять.

— Но если ты не читаешь мой дневник и не говоришь со мной, — продолжает Джо. — В чем смысл наших отношений? Ты вечно всем плачешься, как я порчу тебе жизнь. Что удерживает тебя рядом?

Кеннет вытирает перепачканные клеем пальцы о штаны, поворачивается и тяжело опускается на кровать. Он недавно принял парочку валиумов, но что-то в голосе Джо выдергивает его разум из приятного оцепенения. Они все еще могут друг друга слушать, и даже вести серьезные разговоры, когда по-настоящему хотят.

Конечно, большая часть серьезных разговоров теперь касается сочинительства. Сочинения пьес Джо, если точнее. Тех самых великолепных и популярных пьес, которые сделали имя Джо синонимом декаданса, черного юмора и дешевого шика, насколько известно Лондону. Если речь идет не о пьесах Джо, то о том, как распорядиться деньгами, которые приносят пьесы Джо. Большую часть этих денег Джо тратит на игрушки: вещи, поляроидные камеры, отдых в Морокко.

— Что меня удивляет, — продолжает Джо. — Так это то, что ты меня до сих пор не убил. Думаю, ты не уходишь, и счеты с жизнью не сводишь только потому, что не выносишь мысли о том, как меня будет иметь кто-то другой.

— Вздор. Тебя и так имеет кто ни попадя.

— А! Значит, ты все-таки читал мой дневник.

Кеннет внезапно вскакивает в одной из своих вспышек ярости.

— Когда ты приходишь домой и от тебя за версту несет дешевым лосьоном после бритья, мне и безо всякого дневника ясно, где ты был!

Джо отмахивается.

— Я имею в виду, кто-то другой будет иметь меня постоянно. И я сам этого тоже представить не могу, по чести говоря. Будто у нас с тобой все стало так уж безнадежно.

Подозрение вспыхивает в мыслях Кеннета.

— Почему ты говоришь о том, чтобы я тебя убил? Планируешь меня как-то подставить?

Джо закидывает голову и разражается резким хохотом, звук которого обычно снимает с Кеннета напряжение, но сейчас лишь распаляет гнев.

— Что ты там навоображал? Как я подставляю тебя, инсценирую свое убийство и незаметно ускользаю в Танжер? Как стараниями моей семьи твой жирный зад оказывается за решеткой, и ты опять заводишь свою «Балладу Редингской тюрьмы»? Ох, Кен… — из глаз Джо льются слезы, слезы от смеха, такие, какими он плакал иногда после яркого оргазма в постели. Кеннет помнит, каковы они на вкус — соль и медь на языке, словно кровь.

— Думаю, я мог бы тебя убить, — говорит он, но Джо его не слышит.

Танжер, 25 мая 1967 года

Пять английских королев под кайфом от гаша, валиума и плоти марокканских мальчиков потягивают красное вино на террасе кафе под кроваво-рыжими небесами. Пара американских туристов, пожилая супружеская чета, сидит неподалеку, подслушивает обрывки разговора и демонстрирует свое неодобрение. Джо Ортон постепенно повышает голос и переходит в конце концов не столько на крик, сколько на выступление, как подкованный в Шекспире актер, коим он и является:

— Он засадил мне прямо в попку, и впоследствии поблагодарил за то, что так здорово меня оттрахал. Они — крайне вежливые люди. У нас в квартире лежит ковер из леопардовой шкуры, и он хотел, чтобы я выебал его прямо на нем, но сперма, понимаете, я побоялся, что она может неблаготворно повлиять на пятнышки на леопарде.