Бернар Миньер - Долина [litres]

В это утро солнце не спешило пробиться сквозь туман, повисший над водой, но пожар рассвета уже угадывался, он тлел внутри тумана, как на полотне Тёрнера.

То была обманчиво идиллическая картина, словно повязка, наложенная на раны города. Грубость и насилие, преступность, темные торговые дела, мятежи… За последние годы город порастерял свое простодушие и умение радоваться жизни. Тулузу сотрясали судороги общественных волнений, и она стала театром напряженных отношений и раздоров.

Результаты этого Леа видела у себя в больнице, где отношения с родителями детей, которых она лечила, становились все хуже и хуже. Одни заявляли, что все знают лучше врача, потому что прочли три статьи в интернете, другим религиозная концепция не позволяла пожимать женщине руку, а третьи считали докторов классовыми врагами, потому что они, все как один, были буржуа. Можно подумать, что весь мир вошел в стадию переплавки… Леа выключила телевизор, настроенный на информационный канал, где один из тех трибунов, что изо дня в день раздувают тлеющие угли недовольства, изрекал очередные пустые слова и самодовольные фразы. «Пока единственным ответом на коррупцию и бесхозяйственность будут идеологические разглагольствования, мы не вылезем ни из коррупции, ни из бесхозяйственности», – подумала она.

Взяв с буфетной стойки телефон, она застыла в нерешительности.

Как Мартен это воспримет? Она знала, что он ужасно рассердится. Что ее поступок его ранит, и он взовьется. Он слишком прямой, слишком честный, слишком требовательный к себе и к другим, чтобы понять то, что она собирается сделать.

Он будет это переживать как предательство. Но на самом деле это не так. Это всего лишь попытка восстановить равновесие и расставить все по своим местам.

Она набрала номер.

– Алло, это Леа…

– Тот же способ, что и в двух предыдущих случаях, – констатировала доктор Фатия Джеллали, сидя у экрана два часа спустя. – Очень сильный удар по затылку, в результате чего он потерял сознание. А очнулся уже связанным. Он отчаянно сопротивлялся, о чем говорят глубокие борозды содранной кожи на кистях и лодыжках.

На этот раз со вскрытием не затягивали. С появлением еще одного трупа все процедуры были по возможности ускорены.

Сервас заметил, что доктор Джеллали надела сережки, а ее макияж – черный карандаш и румяна – был чуть ярче, чем в прошлый раз. И подумал, что сейчас она очень хороша. Еще до знакомства с Леа он не раз подумывал пригласить доктора Джеллали пообедать. Однако всякий раз, увидев ее за тем, чем она занималась большую часть времени – стоящей перед вскрытым трупом со скальпелем, расширителями и прочими инструментами, холодно поблескивающими в свете хирургической лампы, – этакую скульптурную богиню страны мертвых, земное воплощение японской Изанами или северной Хель, он отказывался от этой идеи.

– Причиной смерти стало обильное кровотечение, возникшее при ампутации пениса и яичек, – продолжила Фатия безучастным тоном, указывая на огромную зияющую рану на уровне таза.

И Мартен понял, почему дал задний ход: он спросил себя, что будет, когда они оба окажутся рядом совершенно нагими, и она дотронется до него руками. А вдруг он подумает в этот момент, что теми же нежными руками она недавно копалась во внутренностях трупа и дотрагивалась до его гениталий?

Час спустя Ирен собрала следственную группу в малом зале собраний в жандармерии. Лица у всех были усталые, глаза покраснели. Любой, кто увидел бы ее среди этих людей, наверняка усомнился бы, что эта женщина с пирсингом и татуировками, разменявшая четвертый десяток и недавно вернувшаяся из дисциплинарной ссылки, обладает достаточной компетенцией и хладнокровием, чтобы справиться с таким делом. Вероятно, еще попадались мужчины, правда, все реже и реже, которые считали, что женщина вообще не должна возглавлять следственную группу.

В прошлый раз Сервас по-своему оценил по крайней мере четверых, сидевших за столом. Молодая женщина-жандарм, вся в красных пятнах: робкая . Явно не хватает уверенности в себе. Такой лучше задавать конкретные вопросы. Хипстер-выскочка: мятежник . Пребывает в постоянном несогласии со всеми. Ищет, с кем бы выяснить отношения. Только что со школьной скамьи, в нем еще не угас дух всезнайства, и он убежден, что старые методы себя изжили. Но его иногда посещают здравые идеи. Впрочем, его надо доводить до того, чтобы он выдавал эти идеи и менял позицию при справедливой критике. Ангард: дотошный . Перфекционист, придает слишком много значения деталям. В экстренной ситуации ему не хватает комплексного взгляда. Зато бесподобно делает записи и заметки. А вон тот длинный, что без конца что-то шепчет на ухо соседу, – болтун . Ему надо пореже давать слово: всех утопит в бесконечных отступлениях от темы.

– Итак, чем мы располагаем? – сразу спросила Циглер.

Ангард помедлил.

– Телефон, который доверил нам капитан Сервас, – начал он, – тот, что он нашел в лесу… Мы получили результаты анализов: на нем отпечатки Марианны Бохановски . Она воспользовалась этим телефоном только один раз: когда звонила капитану Сервасу. Он этот звонок принял. Результаты анализа найденных в сифоне волосков еще ожидаются.

Ирен покосилась на Мартена, который молча кивнул.

– Вернемся к убийствам Тимотэ и Марсьяля Хозье, – сказала она. – Что дал обыск?

Они попросили Региональную службу Тулузы произвести обыск в кабинете и в квартире Марсьяля Хозье.

– Обыск пока в процессе…

– Мне нужно еще, чтобы они придирчиво покопались в его банковских счетах, разыскали его нотариуса, если таковой был, проверили все его налоговые декларации и составили список принадлежащей ему недвижимости. И нужно опросить соседей на предмет посещавших его девиц и прочих случайных визитеров. И провести билинг мобильного телефона. Пусть запросят операторов. По словам жены, он часто отлучался по ночам. Свяжитесь с Региональной службой уголовной полиции Тулузы и попросите их обойти все ночные рестораны и кабачки и выяснить, в каких он бывал. И узнайте в Финансовой бригаде отдела расследований, какие банковские операции он производил.

– Что там у нас еще? – спросила она дальше. – ДНК с места преступления: окурки, моча?

– В картотеках не значатся, – ответил один из бригады.

Кто-то развернул свой компьютер экраном к собранию. На экране был фоторобот: мужчина лет от тридцати до пятидесяти, с правильными чертами лица. Волосы короткие, рот средней величины, нос средней величины, расстояние между глазами тоже среднее. Короче говоря, абсолютно не пригодный ни для какого опознания.

– Это фоторобот того парня, который вылез из фургона возле дома Маршассона, – с сожалением пояснил один из жандармов. – Мы его сделали по описанию соседа, но тот утверждает, что видел парня всего несколько секунд и исключительно в четверть оборота, к тому же спиной…