Ингар Йонсруд - Братство

— Как грустно, — кротко произнесла Кафа.

Андреас сжал губы:

— Угу.

Фредрик подозвал коллег и показал им на лежавший на столе контракт и на фото человека, с которым он был заключен — лысого мужчину лет сорока пяти. Контракт был датирован двумя годами ранее. «Свет Господень» заплатил почти двести тысяч крон за покупку оборудования для видеонаблюдения. Изучив удостоверение Фредрика, продавец признался, что хорошо помнит этот заказ.

— Повторите то, что говорили про оплату.

Продавец фыркнул, как вынырнувший на поверхность кит. Очевидно, к конфиденциальности своей лавочки он относился очень серьезно.

— Да, все так и было. Они заплатили наличными. Налом.

— Налом, — повторил Фредрик. — Это привычный способ оплаты?

— Нет.

— Вы не спросили у них, почему они расплачиваются наличными?

Мужчина некрасиво ухмыльнулся.

— Это сфера безопасности. Люди приходят сюда потому, что у них есть тайны. У нас в стране что, запрещено платить наличными?

— Пока нет, — язвительно ответил Фредрик. — Вы можете описать покупателей?

— Покупателя. Он был один. Но, честно говоря, я не помню, как он выглядел. Довольно обычный парень. Разве что немного напряженный. Напряженный взгляд, если понимаете, о чем я.

— Но это был он ? — вклинилась в разговор Кафа.

Изучив контракт, она показала на подпись.

Продавец сказал, что не проверял подлинность подписи, ведь покупатель заплатил налом, но все верно: это подпись принадлежала покупателю. Перу Ульсену.

Магазин находился на окраине, в промышленном районе Альфасет, в семи — восьми километрах к востоку от центра Осло. Раздобыв нечто похожее на кофе, они повернули в сторону Грёнланна. Кафа была за рулем, а Андреас на заднем сиденье раскладывал одну за другой бумаги — результат вчерашних поисков в государственных архивах.

— С именем Пер Ульсен никого нет: ни среди жертв, ни среди пропавших, — сказала Кафа.

— Может быть, это имя только для прикрытия, — пробормотал Андреас.

— Ну, может быть. Но чье прикрытие? Владелец магазина не узнал ни пастора по фото, которое мы ему показали, ни других членов общины. Нет. Я так не думаю, — сказала Кафа.

Тон ее голоса снова стал назидательным, а лицо Андреаса сделалось цвета вареного краба.

— Похоже на имя для прикрытия, — злобно повторил он.

Воцарилась тишина.

— Ну, как бы то ни было, — начал Фредрик. — Расскажи, что нашел, Андреас.

Андреас надел очки.

Пастор Бьёрн Альфсен был тот еще жук. В этом можно было не сомневаться. Андреас нанес на карту всю собственность, которой владела община, и вот что привлекло его внимание. Никто из простых членов общины не владел хоть какой-нибудь собственностью. Ни единым участком земли. Выяснилось, что если раньше все они были владельцами квартир и домов, как и все другие норвежцы, то теперь не владели ничем.

Фредрик поерзал.

— Сходится с тем, что Кари Лисе Ветре рассказывала про свою дочь. Аннетте продала квартиру в Санктхансхаугене, — сказал он, впечатленный количеством разложенных на сиденье документов.

Андреас загоготал.

— О, да нет же. Тут, я думаю, прекрасная Аннетте утаила кое-что от мамы. Ничего она не продавала. Квартира безвозмездно переписана на пастора Бьёрна Альфсена.

— Твою мать!

Андреас зачитал отрывок из документов:

— В реестре населения указано, что на его имя зарегистрированы тринадцать объектов недвижимости помимо Сульру. Только два из них, дом на полуострове Бюгдёй и дача на Тьёме, достались ему в наследство от родителей. Но на момент убийства он был владельцем пяти квартир в Осло, участка земли в Люсакере, дома в Ларвике, двух домов в Лиллехаммере, участка леса в Нур-Трёнделаге и дачи в Рьюкане. Все это — бывшее имущество членов секты, переданное Альфсену. И да, мы все проверили, — сказал он, бросив мрачный взгляд на Кафу. — Ни в одном из мест никто не живет.

— У тебя есть предположение почему?

— Да, — ответил Андреас. — Есть. Но это всего лишь предположение, — сказал он, все еще грозно глядя на новенькую. — Думаю, эти объекты недвижимости служили для пастора чем-то вроде экономической гарантии.

Поразительно то, что Альфсен не продал ничего из своих владений. Значит, община не нуждалась в деньгах. Тогда чем они платили за постройку подвала и тайной лаборатории? На что содержали более двадцати человек? Андреас всплеснул руками, чтобы показать, какой это чертовски хороший вопрос. У самого Альфсена, конечно, были кое-какие деньжата. Но такие суммы! Десятки миллионов. Андреас покачал головой. К тому же у пастора уже больше десяти лет не было счета в банке. Если и были деньги, то лежали, спрятанные в матрасе, который пока еще не вспороли.

— А как насчет Сульру? — спросила Кафа.

— Как я уже сказал, Сульру в стопроцентной собственности Альфсена. Как видно вот здесь, — Андреас развернул карту местности Маридалена, — территория Сульру довольно большая. Почти два гектара леса, к которым примыкают еще земельные участки на севере и на востоке.

— А секретный подвал?

Андреас отыскал копию письма, в шапке которого была указана коммуна [27] Коммуны и фюльке — единицы административного деления в Норвегии, что примерно соответствуют муниципалитетам и губерниям. Каждая фюльке подразделяется на коммуны. — Прим. ред. Осло.

— Все формальности соблюдены. То есть они запрашивали разрешение на строительство подвала в амбаре. Альфсен ничего не пишет в заявлении о лаборатории, — сказал он, помахав документом. — Коммуна одобрила ее строительство в обмен на обещание переслать чертежи. Они так и не были получены. По крайней мере, в архивах коммуны чертежей нет.

Кафа покачала головой.

— А что если недвижимость служила не в качестве экономической гарантии? Что если это квартиры для прикрытия? Просто место, где можно спрятаться, если что-то пойдет не так?

— Ты забыла об одном, — произнес Андреас твердым голосом. — Что-то пошло не так. Над ними учинили расправу.

Андреас откинул голову на спинку стула, закрыл глаза и вздохнул. На него нахлынули воспоминания. Они не были неприятными или тревожными. Он вспомнил о преступлении, совершенном прошлой зимой, когда девятнадцатилетний парень пырнул ножом отца. Перед глазами так и стояли перебинтованный владелец магазина и дрожащий, мокрый от пота тринадцатилетний мальчик, у которого щека была перемазана кровью брата. Преступники. Свидетели и жертвы. Все они в каком-то смысле становились жертвами, попадая сюда, на стул напротив Андреаса.

Андреас не помнил дат. Не помнил, сколько они сидели. Он часто не помнил и голосов, а иногда случалось, что он забывал, плакали они, смеялись или только говорили. В его памяти сохранялись только образы, а для остального был диктофон. Иногда молчание бывает красноречивее слов: нервный взгляд на адвоката, щелканье шариковой ручкой и постукивание тыльной стороной ладони о ножку стула, характерное дыхание.