Ирина Лобусова - Праздник Святой Смерти

Поэтому приоткрытая дверь означала одно — ничего хорошего ее здесь не ждет. Это мог быть кто угодно, в том числе и мародеры, которые свободно шарили по всем квартирам. И никто не мог их остановить.

— Заходи, не бойся, — вдруг из-за двери раздался знакомый голос, сдерживающий смех, и Зина с замирающим сердцем бросилась внутрь…

Все эти месяцы она не видела Бершадова, не знала, что с ним, как он… В управлении Григорий почти не появлялся. И вот теперь он стоял в ее комнате — похудевший, загоревший, еще более смуглый, чем прежде, но такой… бесконечно любимый.

Не понимая, что делает, Зина бросилась ему на шею. Он, это был он, человек, которого она так любила, о чем сама себе не хотела, не могла признаться…

Бершадов с трудом разжал эти объятья и усадил Зину на диван.

— Я пришел за тобой. Собирай вещи.

— Зачем? — Крестовская смотрела на него во все глаза, похоже, она пока не пришла в себя.

— Мы уходим, — Бершадов говорил коротко. — Со дня на день румыны и немцы займут город. Войска, оборонявшие Одессу, перебрасывают в Севастополь. Дан приказ сдать Одессу врагу.

— Что?! — воскликнула Зина. — Нас бросают на произвол судьбы? Целый город? Вот так просто, 250 тысяч человек?! А как же… как же мы все?!

— Это отступление, — скучно произнес Бершадов. — Дан приказ — военные должны подчиниться. И ты тоже…

— Нет! Это же… так же нельзя! — Зина пыталась сдержать себя от крика. — Как они могут уйти? Бросить все? Это же просто преступление!

— Здесь уже ничего не сделаешь, — Григорий пожал плечами. — Слова бесполезны. Когда румыны и немцы войдут в Одессу, начнется ад. Поэтому еще раз повторяю: собирай вещи. Бери только самое необходимое.

— Куда мы едем? — Зина была готова сдаться.

— Не мы. Ты. Ты едешь в эвакуацию, в Среднюю Азию. И будешь ждать меня там, когда закончится война.

— А ты? Что ты будешь делать?

— Я остаюсь в осажденной Одессе. У меня приказ.

— Какой приказ?

Григорий долго молчал. Потом, вздохнув, произнес:

— Я скажу тебе правду. Я остаюсь в Одессе, чтобы организовать подпольное сопротивление, когда румыны займут город. Наши отряды будут базироваться в катакомбах. Вот уже два месяца, август и сентябрь, как я живу в катакомбах по другим документам. Теперь у меня другое имя. Я и еще такие, как я, — мы остаемся. — Он замолчал. — На смерть… На верную смерть…

— И я остаюсь, — воскликнула, перебивая его, Зина. На ее лице не дрогнул ни один мускул.

— Ты не понимаешь! — схватился за голову Бершадов. — Когда город займут, тебя расстреляют одной из первых. Ты же коммунистка, сотрудница НКВД! Все соседи на тебя покажут, все знают твое место работы. У тебя нет ни одного шанса спастись!

Крестовская смотрела на него во все глаза. Она поняла одно — они должны расстаться. По сравнению с этим расстрел казался более легкой карой. Бершадов принял ее молчание за знак согласия.

— У меня есть возможность сегодня ночью по железной дороге переправить тебя в Харьков, пока ходят поезда, — сказал он сухо. — Оттуда ты поедешь в Москву, а затем в Ташкент. Это единственное правильное решение. Другого выхода я не вижу. Поэтому собирайся.

— А я вижу другое решение, — голос Зины был абсолютно спокоен. — Я уйду в катакомбы вместе с тобой. Запомни раз и навсегда: я никуда не поеду.

— Я… Я… Сотню раз проклинал твою глупость! — Вскочив с дивана, Григорий заметался по комнате. — Пойми, ты не подходишь для конспиративной работы! Ты не разведчик! Сама провалишься и сдашь всех! Ты хоть понимаешь, что тебя ждет? Если тебя поймают — а тебя поймают! — то тебя будут пытать! Жутко, страшно, до тех пор, пока ты всех не выдашь! А так у тебя есть хоть один шанс спастись!..

Он все ходил и ходил. Зина молчала. Она понимала, что Бершадову нужно выговориться. Как минимум — избавиться от его злости.

— Посмотри, — вдруг произнесла Зина и вытянула руку вперед. Сверкнул серебряный браслет в виде змейки, полученный ею после расследования о Змее Сварога. — Посмотри, — повторила она, — посмотри, я ношу твой подарок. Он всегда со мной, я не расстаюсь с ним ни на один день. Посмотри на меня! Я говорю правду! Я никуда не уеду! Точка…

А дальше произошло невообразимое: Бершадов рухнул на колени и принялся целовать ее ноги…

Это была первая и пока единственная ночь их любви. Зина буквально теряла сознание, растворяясь в каждой клетке этого человека, который стал ее сердцем. Все те чувства, все то, что она чувствовала к Андрею Угарову, к Виктору Баргу, было лишь легким, спокойным ручейком над лазурным морем — если это вообще можно было сравнивать. В ее душе разгорелся огнедышащий вулкан, который был готов испепелить ее саму.

Она буквально умирала в его руках, сгорала в пламени и заново возрождалась… Новая женщина, ради своей любви способная на все…

На рассвете Бершадов с нежностью притянул ее к себе:

— Пусть будет так. Ты теперь всегда будешь мое сердце. До конца жизни. Навечно. Мы. Вдвоем…

И она плакала и смеялась — в пепле пожарища, захватившего город…

Страшно было подумать, но это пожарище напоминало ей ее любовь…

— Все равно надо уходить, — отстранившись от Зины, Бершадов поднялся с кровати. — Я так и думал, что ты откажешься уезжать. Поэтому приготовил тебе новые документы. Отсюда, с этой квартиры ты съедешь. Здесь каждый все знает о тебе. Ты пойдешь жить в другое место и под другим именем, и будешь выполнять мои задания. Учти, это ты сделала свой выбор.

— Я клянусь, что тебя не подведу, — пылко начала Зина, но Бершадов, сморщившись, прервал ее:

— Прекрати… Все это пустые слова. Ты и понятия не имеешь, с чем тебе придется столкнуться. Поэтому лучше молчи.

Она надолго замолчал. Потом из кармана брюк достал новенький паспорт и ключ:

— Вот твои документы, — протянул их Зине. — Ты теперь Клименко Анна Владимировна, уроженка Одессы. Ты работала учительницей начальных классов в 121 школе. Теперь живешь по адресу Градоначальницкая, 10, квартира 3. Это огромная коммуна, вся пустая. Комнату выбирай любую. Как только заселишься, сразу поставь новый замок. Связь будем держать через кафе на Староконном рынке — кафе «Луч», выходит на Среднюю улицу. Как только сделаешь ключ, иди в это кафе. За стойкой будет стоять пожилой мужчина, его зовут Михалыч. Ты спросишь его: «У вас хлеб по карточкам?» Он посмотрит на тебя и ответит: «Какой хлеб, дамочка? Возьмите лучше борщ». После этого ты сядешь за столик, он принесет тебе тарелку борща и салфетку. В салфетке будет моя записка с инструкциями. Ничего не записывай! Записку читай дома. Съешь борщ и уйдешь. Все поняла?

— Да, — Зина молчала, впитывая информацию.

— Хорошо, — кивнул Бершадов. — Паспорт, ключ от квартиры и деньги на замок оставляю на столе. Теперь ухожу. Через час — прошу, смотри на часы! — вырвалось у него, — ты должна покинуть эту квартиру. Возьми самое необходимое, остальное придется бросить. И… ничего не бойся… — он снова запнулся. — Не бойся! — повторил уже тверже.