Михаил Котвицкий - Шесть витков следствия

Нехитрый прием «опережающего вопроса» сыграл свою роль.

— Была, значит, на то причина, — сдавленно проговорила она.

— Какая? — Корнеев не давал паузе затянуться.

— Форму надо было купить.

— Что же вы из доброго дела секреты строите? — укорил лейтенант. И продолжал: — Вы, значит, уехали, а Сергей на рыбалку ушел? Так?

Федулова снова промолчала, и было видно, что она что-то обдумывала.

— К нему приятель заявился, вместе они и ушли.

— Как его зовут?

— Андрей Пухов. Раньше в одной школе учились. Корнеев рассуждал вслух:

— Парни ушли на рыбалку, а вы поехали в город. Купили форму и возвратились домой. В каком часу это было?

Женщина вспоминала. Корнеев смотрел не нее и пытался угадать, о чем она думает.

— Переволновалась я, — вздохнула Федулова. — Вернулась из центра, а Сергея дома не оказалось, стала искать.

— Где?

— На Неву бегала.

— На Неву? — переспросил Корнеев. — И кого там видели? К кому обращались?

— Никого не видела, ни к кому не обращалась.

— Где еще искали?

— Больше никуда не ездила. Расстроилась. Решила мужа подождать. — Женщина подумала и добавила: — Может, к матери мотанул.

— А где мать живет?

— За городом, в деревне.

— У вас есть адрес?

Не отвечая, Федулова подошла к журнальному столику, взяла алфавитку, полистала. Потом поискала в ящике стола, в ранце.

— Не нашла. У мужа надо спросить. Знаю, что где-то был адрес.

Корнеев за эти годы поднаторел в науке разгадывать людей по их поведению, по интонациям ответов. Все повадки Федуловой выдавали в ней человека настороженного, словно со сжатой внутри пружиной.

— Ну, а как пасынок? — спросил вдруг офицер.

— В каком смысле?

— Был ослушником, обижал, грубил?

— Ну что вы! Разве такое возможно?

— Часто с матерью встречался?

— У него теперь одна мать — это я, — с вызовом ответила Федулова.

— Да, но вы же только что сказали, что, может, он к матери мотанул. Стало быть, встречался, навещал ее. И не раз…

Женщина недоуменно, словно ничего не понимая, глядела на Корнеева. Тот счел неуместным развивать сейчас эту тему, хотя следствию вообще-то необходимо знать взаимоотношения людей, вовлеченных в круг, очерченный преступлением.

— Кто предложил заявить в милицию?

— Слух прошел, что в карьере мальчика выловили.

— В каком карьере?

— А тут. На Кирпичной.

— Думаете, ваш?

Повисла неловкая пауза.

— Кто первым предложил? — уточнил офицер.

— Муж. А я поддержала.

— Всегда поддерживаете друг друга? Живете, так сказать, в любви и согласии?

По лицу Федуловой скользнула сдержанная улыбка.

— Наверное, так.

Корнеев ухмыльнулся: когда «наверное» любят, то, вероятно, вовсе не любят. Он выписал повестку и передал ее Федуловой.

— Подходите завтра к десяти, — сказал он. — Все, что мне сейчас рассказали, — запишем. А повестка — документ, освобождающий вас от работы и обязывающий к явке…

Выслушав доклад Миронова, начальник уголовного розыска ГУВД резюмировал:

— План одобряю. Версии намечены должным образом. Людей задействовано достаточно. — Полковник Зи-галенко энергичным жестом отодвинул бумагу и мгновенно изменил тон. — Что же, Алексей Павлович, происходит? На прошлой неделе изнасилована восьмилетняя девочка. Позавчера зверски избита еще одна. А сегодня вот мальчик…

Зигаленко хотел было подняться из-за стола, но в последний момент передумал и решил не вставать.

— Целый букет, — продолжал он. — Не многовато ли для одного отделения?

Вопрос повис в напряженной тишине.

В ту пору, когда Миронов еще работал следователем, он иногда контактировал с Зигаленко — оперуполномоченным по делам несовершеннолетних. Беспокойный и инициативный офицер, тот много сделал и делает по предупреждению детской преступности. Спустя несколько лет их дороги снова сошлись. Зигаленко поддержал Алексея Павловича в те смутные времена, когда от него «деликатно» освобождались под предлогом перевода на другую должность. «Все рано или поздно встанет на свои места, — говорил Георгий Дмитриевич Миронову, который тогда переходил в его непосредственное подчинение. — Время покажет, кто есть кто. Осваивайтесь в новой роли. Работайте».

— Преступление можно было предупредить, — нарушил молчание Миронов. — Мать погибшего Сергея обращалась в отделение милиции. Была она и у начальника: просила его вмешаться, помочь мальчику, защитить его. Майор Боровин обещал разобраться, взять под контроль, но, к сожалению, ничего не сделал. Палец о палец не ударил.

— За это надо наказывать.

— С Боровиным вели жесткий разговор. И наказывали. Как с гуся вода.

Отделение милиции, которое возглавляет майор Бо-ровин, по-прежнему самое неблагополучное в районе. Растет число тяжких преступлений, тревожнее стало на улицах.

— Участковый тоже не чешется, — продолжал Миронов. — Погряз в бумагах, выполняет несвойственные ему функции. С населением не общается, положения дел не знает. Инспектор занималась чем угодно, только не проблемами несовершеннолетних. На днях ее убрали. Новый инспектор, кажется, толковая женщина.

— Да, подростки действительно проблема из проблем, — вздохнул Зигаленко. — Непонимание на всех уровнях. Взрослые не понимают детей, а дети не понимают взрослых. Все переплелось. Сколько социально больных детей…

Полковник встал.

— А за отделением нужен глаз да глаз, — уже на ходу сказал Зигаленко. — Да, а почему Боровина на карьере не было?

— Так сегодня же воскресенье.

Глаза полковника сверкнули гневом:

— Так. Боровина, думаю, достаточно предупреждали. По всем линиям. Хватит. Проводите служебное расследование. Выводы доложите. Разгильдяйства я не потерплю.

Миронов что-то писал, когда вошел Корнеев. Он вкратце рассказал майору о разговоре с Федуловой.

— Мне показалось, что она не очень-то обеспокоена исчезновением пасынка, — заключил офицер. — За мужа больше тревожится.

— Пасынок — не муж.

— И то верно, — согласился Корнеев. — А вообще-то женщина, чувствуется, расчетливая и решительная.

В приемной ждала мать Сергея, поэтому майор не стал продолжать этот разговор.

— Будет время — потолкуем, — сказал он. — Есть дела более срочные. Следователь оставила объемное задание. Завтра займешься. А сейчас поезжай к Андрею Пухову. Живет на Озерной. Свяжись предварительно с Карениной. Она занималась матерью Сергея. А Пухов — его приятель…

Дверь приоткрылась, и хрипловатый голос спросил:

— Можно?

Это была Галина Матвеевна — мать Сережи. Щуплая, лицо помятое, изрезанное синеватыми прожилками. Острые плечи опущены. В глазах — пустота.

— Только после суда я опомнилась. — Женщина тяжело вздохнула. — Сына потерял и сама оказалась в болоте.