Михаил Котвицкий - Шесть витков следствия

Она долго молчала, не замечая, как по щеке скатывались слезинки.

— После суда, говорите? — издалека подступил к этой щепетильной теме Миронов. — А раньше о чем думали? Не год же и не два жили вместе. Было время взвесить, подумать, взяться за ум.

Галина Матвеевна опустила голову, заметно иссеченную сединой. Разгульная жизнь изнурила эту еще сравнительно молодую и некогда красивую женщину.

— Да, было, — промямлила она. — И Каренина не раз со мной говорила.

— Так в чем же дело? — спросил Алексей Павлович. Он хотел добавить: «Неужели, для того чтобы опомниться, надо было разрушать семью и терять сына?», но не сказал, пощадил. — Кто же виноват? Муж?

— Нет, только не он. — Женщина впервые открыто посмотрела на Миронова. — Он добрый, порядочный. Все на мою совесть давил. Терпел. А надо было по-другому. Палкой…

— А сын? — спросил Миронов. — Он же все видел. Как он относился?

— Как относился? — переспрашивает Галина Матвеевна и прячет глаза. Нет, она не может рассказать о своих беспробудных пьянках, о неприятных сценах, о своем отношении к сыну. Она его не била, нет, даже пальцем не тронула. Правильнее будет сказать — чувствовала себя виноватой перед ним. Однажды, придя из школы, Сергей застал мать на кровати в верхней одежде. Он встревожился, стал предлагать свою помощь, а выяснив, что нет обеда, сбегал в магазин, купил кусок колбасы, хлеба, приготовил яичницу. Пригласил мать к столу, а она, пробормотав что-то невнятное, отвернулась к стене, сказала: «Уйди, не приставай…»

Через несколько дней, когда отец был в отъезде, мать пришла с подругой. Они долго сидели на кухне. Выпивали. Сергей лег на кровать, натянул на себя одеяло, затих. Галина Матвеевна вдруг стала куда-то собираться. Он вскочил с кровати, подбежал к ней, схватил за руку.

— Мамочка, милая, не уходи, — запричитал. — Не уходи, не пущу.

Мать все-таки ушла. Утром приехал отец, был скандал. Мать плакала, клялась, что «завязала». Теперь и Сережа был на страже, пропускал занятия, чтобы встретить маму. Проверял ее сумки, однажды нашел бутылку вина, сперва спрятал ее, а потом вылил вино в раковину. Как-то возвращаясь с Барсиком домой, сильно продрог. Бежал, чтобы согреться, а рядом на поводке семенил щенок. Ветер сносил его в сторону, и он путался в ногах. Тогда Сережа взял своего любимца за пазуху. Вскочил в подъезд и наткнулся на мать. Она лежала на ступеньках. Лицо совсем белое, словно его вымочили в щелоке, только глаза огромные, глядевшие куда-то в пустоту…

Сережа наклонился:

— Мамочка, ну, чего ты тут? Пойдем домой! Пойдем. Давай я тебе помогу.

Она отмахивалась, пнула Барсика, скулившего и сновавшего по ступенькам. Он стал поднимать мать, у него никак не получалось, не хватало сил. И он от обиды заплакал.

— Ну, вставай же. Пойдем. Я тебя обмою. Смотри, какая ты грязная^ Вставай.

Соседи помогли ему…

Сергей заболел, к еде не притрагивался. Таблетки не принимал, складывал под матрац. Когда мать подходила, отворачивался, прятал глаза. Так он думал повлиять на нее. Он умрет, если она не бросит выпивать и вести разгульную жизнь.

— После суда вы интересовались судьбой сына? — Миронов — вернул женщину к действительности. — Знали, где он? Как ему живется?

— Да, конечно. Несколько раз встречались. А потом он писал. Я знала, что ему несладко. Знала, сердцем чувствовала…

Галина Матвеевна вздрогнула и заплакала. А успокоившись, сказала, что надеялась отсудить комнату и съехаться с сыном, который уверял ее, что сам уйдет из новой семьи и отца уведет.

— Значит, была у него на то причина?

— Была, — твердо сказала женщина и продолжала: — Не мне судить Тину Иосифовну, но с ней Сережа жить не мог. Убивался: всем, говорил, мешаю. Жить, бедняжка, не хотел.

— Так и говорил?

— Мне не говорил. Это Пухов рассказал. Он хотя и забияка, но Сережу моего не обижал.

Она отвернулась и уткнула лицо в ладони.

— Поздно, Галина Матвеевна, убиваться, — сказал Миронов. — Раньше об этом надо было думать. Почему молчали?

Галина Матвеевна подняла голову.

— Я ходила в суд. Ходила в милицию. Рассказывала. Показывала письма. Обещали разобраться. Но, видимо, зная мое прошлое, не верили в мою искренность. Конечно, Каренина бы поверила…

Лицо ее задрожало, стало жалким и совсем старым. Она порылась в сумочке, достала небольшой сверток. Бережно его развернула и протянула Миронову несколько тетрадных листков, сложенных пополам.

— Это Сереженькины письма, — сказала она. — Он искал помощи. А я… Господи, что же я наделала! Век себе не прощу…

«Здравствуй, дорогая мамочка! Расскажу тебе, как я жил после встречи с тобой. Домой я приехал поздно, тетя смотрела телевизор и не обратила на меня внимания. Я быстренько лег и уснул. В воскресенье встречался с Мариной. Знаешь, какая у нее ласковая мама! Знаешь, я бы у них жил. Папа опять уехал, и мне очень грустно. Домой не хочется идти. Куда податься, не знаю. Уроки я учу в школе или в скверике. Тетя недовольна, допытывается, где я шляюсь. Вот и приходится выдумывать…»

«Дорогая мама! Хотел приехать к тебе, да опоздал на поезд, а следующий идет слишком поздно. Пришел домой, а тетя опять на меня набросилась. Все спрашивала, где я был. Сказал, что гулял возле школы. Сегодня получил четверку за диктант. Мама, когда ты меня заберешь? У папы есть журнал «Рыболов-спортсмен». Я его читаю, там написано, как ловить угря. Папа купил патроны, а мне — наушники. Тетя Тина ругается, что папа зря тратит деньги. Живи, говорит, на эти гроши, что приносишь, сам. Он молчит. А разве он виноват, что так зарабатывает? До свидания. Сережа. Пиши».

«Сегодня я болею. Папа ездил на охоту, возвратился, и тетя Тина с ним подралась. Мне кулаком в ребро и еще по уху съездила, целый день звенело. Потом пришла бабушка Катя, и тетя ей пожаловалась, что я на нее палкой замахнулся. Она всегда врет. Не люблю я ее. Мамочка, забери меня скорее! Я никак не могу к тебе приехать. Боюсь. Ты не пиши мне писем, лучше я тебе буду писать. Сережа».

«Мама, дорогая. Папа уехал в командировку. Я очень хочу сходить в цирк. Ребята собираются, а у меня нет денег на билет. Когда я попросил у тети, она отругала меня. Она так разошлась, что сняла с ноги тапок и ударила меня по лицу. Только и слышу: «что ты вертишься, как бес», «не смей», «не трогай», «не лезь»… Быстрее бы папа приехал. Твой Сережа».

Сжавшись в комок, она неотрывно глядела в одну точку. Чем измерить ее горе? Как помочь человеку, который сам себе враг?

Вечерело, когда Корнеев встретился с Музой Яковлевной Карениной, инспектором детской комнаты милиции. Должность у этой хрупкой женщины универсальная, да и участок сложный: немало трудных подростков, социально неблагополучных семей, изувеченных пьянкой людей, где то и дело возникают конфликты.