Михаил Котвицкий - Шесть витков следствия

— Почему вы мне не верите?

«Верить? Вам?» — вертелось на языке у Малюкова.

— Говорите правду, и вам поверят, — сказал он.

— Я все сказала.

— Все, да не все.

— К чему вы клоните?

— Все к тому же — к истине. Не понимаю вашу, мягко говоря, странную позицию.

— Ничего странного. — Сладкова долбила свое. — Когда тебя как следует свистнут по голове, а потом тут же пристают с вопросами, попробуй сразу сообрази. Вполне могла какую-то вещь вписать по ошибке, могла и не обнаружить пропажу. Подобного, я вижу, вы не допускаете. Что вам до беззащитной женщины? И когда только все это кончится! Что за напасть такая! Господи… — И, отвернувшись, заплакала.

Следователь предложил сделать перерыв, но Сладкова возразила:

— Нет, надо кончать эту комедию. Я извелась, устала. Что там у вас еще?

— Вот признание Ольги Кравцовой и Тамары Тимониной, — перелистав дело, сказал Малюков. — Они обвиняют вас в сводничестве. К тому же Гогия взял у одной в долг тысячу рублей, а у другой — пятьсот. Обещал через неделю отдать — и как в воду канул. Не знаю, какими мотивами вы руководствовались, когда в счет долга Гогии отдавали Кравцовой дубленку, а Тимониной — лайковый пиджак…

— Исключите и эти вещи, — убито произнесла Сладкова.

— А остальные?

— Остальные у преступников.

— А кто, скажите, у «Пассажа» продавал каракулевую шубу?

Сладкова энергично подняла голову, округлила глаза.

— На что другое, но на такое я не способна.

— Есть свидетель. Опять-таки ваша знакомая.

— Она меня с кем-то спутала.

— Вы, естественно, могли ее не видеть. Но Галина Николаевна вас…

— Боже мой! — воскликнула Сладкова — И эта… Все против меня…

— Осталось, как видите, совсем немного вещей в списке, — оторвав взгляд от бумаги, сказал Малюков. — Заниматься их розыском бессмысленно. Надеюсь, что вы сами понимаете это. У следствия, как видите, есть полная уверенность в том, что налета на вас не было и что никто ваши вещи не похищал… Будем считать, что следствие подошло к концу.

Малюков немного выждал и заключил:

— Вам, Ия Александровна, предъявляется обвинение в преступлении, предусмотренном статьями 180, часть 2-я, 181, часть 3-я, и 15–93, часть 3-я, УК РСФСР. Ознакомьтесь с постановлением…

— Я признаю себя виновной. Надеюсь, следствие проявит ко мне гуманность и снисхождение: не будет до суда меня арестовывать, — всхлипнула Сладкова.

Малюков холодно сказал:

— О гуманности вам, Сладкова, следовало бы думать раньше, когда вы брались за перо и возводили напраслину на милицию и прокуратуру. Вы будете арестованы, прокурор утвердит обвинительное заключение и направит дело в суд.

— Где же справедливость? — Сладкова нетерпеливо закурила. — Я же призналась!

— Верно, признались, но только под тяжестью улик. Признались, когда факты отрицать стало невозможно. Ваше преступление доказано. Вы совершили его продуманно, сознательно вследствие морального падения, надеясь, что оно не будет раскрыто. У вас был, повторяю, шанс. Вы им не воспользовались.

— Я запуталась, — сказала она с отчаянием. — Не заметила, как началось раздвоение. Хотелось красиво жить, любить, быть любимой. Это же так естественно! И тут подвернулся Гогия. Щедрый, ласковый. Все заслонил. Все! Не справилась. Потеряла голову. Стала сжигать мосты. Захлестнула блажь — хотелось иметь дачу на берегу моря, машину, яхту, много денег. Вот и занесло…

«Вот она, истина, — думал Александр Николаевич. — Билась за призрачное счастье, пока не сломалась».

— Теперь-то, надо полагать, прозрели? Извлекли урок?

Сладкова тяжело вздохнула.

— Слишком поздно. Такая, видно, судьба.

— Да, ее не обманешь. А вот осилить… Осилить, пожалуй, можно.

— Не надо, Александр Николаевич. Есть правило: лежачего не бьют.

— Не понял, поясните.

— Ходила к мужу. — Сладкова печально вздохнула. — Сделать это было нелегко, но пересилила себя. Он выслушал и не простил. Сын тоже отвернулся…

Убитая горем, она не торопилась, как раньше, уходить. Малюков тоже ее не торопил, дал возможность излить душу. В ее тоне, в ее глазах, в том, как она теперь себя вела, созревало прозрение. Начинался суд над собой, над тем, что произошло.

Рывком распахнулась дверь, и в кабинет стремительно вошел желчно-худой, высокий полковник. Бросив недовольный взгляд на Миронова, он обратился к женщине, невозмутимо сидевшей за приставным столиком:

— А я, Екатерина Васильевна, с ног сбился! Ищу тебя, всех обзвонил. А ты, оказывается, вот где. — И, повернувшись к хозяину кабинета, с металлическим оттенком в голосе спросил — В чем полковник? Почему держите мою жену?

Миронов давно точил зуб на столовую, в которой нередко и сам обедал. И вот однажды на дне рождения давнего приятеля он оказался свидетелем такого разговора.

— Вкусно, Мария Трофимовна! Очень все вкусно, пальчики оближешь…

Гости наперебой расхваливали кулинарные способности хозяйки.

— А вот о «девятке» такого никак не скажешь, — то ли в шутку, то ли всерьез обронил кто-то.

Хозяйка слегка покраснела — она работала поваром в столовой под номером девять.

Миронов намотал, как говорится, на ус и как-то завел с Марией Трофимовной разговор о скудности столовского меню.

— Чем это объяснить? — Женщина улыбнулась с характерной для нее хитринкой. — А тем, что воруют!

— Как — воруют? — невольно вырвалось у Миронова.

Он, разумеется, знал, как воруют. Удивляло другое — столовую № 9 не раз и не два проверяли самые авторитетные комиссии, но он не получил ни одного документа с информацией, что Никитина, заведующая столовой, замешана в каких-то неблаговидных делах. Значит, за его спиной шла игра в красивые цифры в отчетах и актах.

— Не там ищете, Алексей Павлович, — разгадав ход его мыслей, разъяснила Мария Трофимовна. — Обводят ваше ОБХСС вокруг пальца. Берут-то в филиале…

Начальник РУВД Миронов сам возглавил опергруппу. Он недавно заменил в этой должности Бочканева, ушедшего в отставку.

Три машины подрулили к зданию филиала столовой в тот самый момент, когда там в окнах погас свет.

— Идут, — проговорил Миронов и тотчас увидел троицу: заведующую столовой Никитину, руководящего повара и бухгалтера. У всех в руках увесистые сумки.

Миронов вышел из «Волги».

— Помочь, Екатерина Васильрвна? — подойдя вплотную, предложил он заведующей. — Прошу в машину.

Так Никитина оказалась в кабинете начальника районного управления милиции…

Выслушав Миронова, полковник взорвался:

— Да как вы смеете! Да я вас…

Миронов неожиданно для себя разозлился:

— Вы хотите, чтобы я позвонил коменданту города? Чтобы я вызвал наряд?

Полковник замер, насторожившись. Некоторое время он продолжал стоять, потом примирительно сказал: