Геннадий Сорокин - Убийственный возраст

В пятнадцать минут девятого свет в зале погас, а на кухне сменился слабым свечением из коридора.

«Вся семья собирается одновременно выйти из дома? – удивился Сергей. – Или кто-то остался в родительской спальне и детской?»

Времени на размышления не было. Козодоев отошел к углу дома и неспешно двинулся к подъезду Бурлакова. Шагов за десять до цели дверь в подъезд распахнулась, и из него вышел молодой мужчина в простеньком пальто и шапке-ушанке. Света в окнах квартиры на третьем этаже не было.

«Это он!» – решил Сергей и пошел вслед за незнакомцем.

Следить за человеком, который не подозревает о слежке, довольно просто. Главное – не попадаться ему дважды на глаза, а еще лучше – двигаться за объектом слежения на некотором расстоянии, периодически останавливаясь закурить, поправить шарф или стряхнуть снег с обуви. Короткие задержки нужны для контроля обстановки вокруг объекта слежки. В незнакомом районе всякое может случиться. Можно повстречать знакомых родителей, и тогда стой, объясняй им, почему ты не в школе, а черт знает где.

Не замеченный Бурлаковым, Сергей дошел следом за ним до автобусной остановки и в свете автомобильных фар встречного транспорта рассмотрел его лицо. За годы, прошедшие после уборки урожая в подшефном колхозе, любовник матери почти не изменился. Может быть, чуть-чуть пополнел и отпустил небольшие щегольские усики, а так это был тот же самый человек, который стоял у трактора «Беларусь» с папироской в правой руке.

Не подходя к Бурлакову, Сергей дождался, когда он сядет в автобус, и повернул назад. Возвращаясь к дому номер восемь, Козодоев прикинул, где мог работать этот проклятый Костя-Котик.

«Сто второй автобус идет в аэропорт. На выезде из города стоят: овощная база, гормолзавод, пивзавод и мясокомбинат. Больше до самого аэропорта предприятий нет. Если Бурлаков не работает грузчиком в магазине или слесарем в ЖКО, то он поехал в сторону овощной базы».

Вернувшись во двор Бурлакова, Сергей мельком взглянул на темные окна, не останавливаясь, вошел в его подъезд, забежал на третий этаж, позвонил в дверь и кубарем скатился вниз. Минута, вторая – в квартире никакого шевеления, дверь на лестничную площадку никто не открыл.

«Черт возьми, где остальные люди? – подумал Сергей. – Неужели, пока я провожал этого типа на остановку, они успели собраться и уйти?»

Наверху открылась дверь, Сергей вышел на улицу, закурил и поежился от холода. От напряжения он так взмок, что струйка пота успела скатиться по позвоночнику до самого низа, почти до трусов.

Переведя дух, Козодоев вновь вошел в подъезд. Позвонил в дверь, прислушался. В квартире ни звука. Трясущимися от возбуждения руками Сергей достал спичку, обломал ее посередине и вставил между дверью и косяком. Теперь, если кто-то откроет дверь, спичка незаметно выпадет на лестничную площадку.

«Для начала – все. Большего мне сейчас из этой квартиры не выжать», – решил Козодоев и вернулся домой.

– Ты что так рано? – встретила его только что проснувшаяся сестра.

– Физичка заболела, и у нас один урок отменили.

– Ага, отменили, – не поверила Оксана. – Сбежал, поди, с физики. Я маме расскажу, что ты в школе уроки прогуливаешь, и тебе мотоцикл не купят.

– Рассказывай! – разрешил Сергей.

Чтобы лучше думалось, он включил магнитофон. Сестра запротестовала:

– Опять ты свой «Чингисхан» врубил! У тебя что, других записей нет?

Сергей убавил звук.

– Оксана, я уже объяснял тебе, что обе кассеты с «Бони М» я отдал на неделю. На «Чилли» пленку зажевало, и ее надо переписывать. Остается «Чингисхан». Чем он тебя не устраивает? Что на немецком языке поют? Хочешь, я поставлю «Песняров», чтобы у тебя уши завяли?

– Поставь! – потребовала сестра.

– Через мой труп! – отрезал Сергей. – Родительские кассеты мне на похоронах включите, чтобы я из гроба не встал.

– Дурак! – бросила сестра и пошла умываться.

Козодоев лег на диван, закинул ногу на ногу и стал размышлять, вспоминая прошедшее утро.

«Где все остальные люди? Не может же Бурлаков проживать в такой огромной квартире один. Если бы было лето, то его родители могли бы заночевать на мичуринском участке, а утром оттуда уехать на работу. Но сейчас-то ноябрь месяц, избушки на мичуринских стоят по крышу в снегу, да и делать там зимой нечего».

Сергей вновь вспомнил, в каком порядке гас свет в окнах. Получилось, что теоретически в квартире мог остаться еще один человек, который задержался в подъезде и вышел на улицу минутой позже Кости-Котика.

«Этот второй человек – явно не жена Бурлакова. Он не боится получать письма от некой Натальи Голубевой. Какая бы покладистая жена ни была, она обязательно вскроет подозрительное письмо и почитает, что ее муженьку посторонняя женщина пишет. Кто остался в квартире: мать, отец, сестра? Или он один в таких хоромах живет?»

В час дня сестра ушла в школу. Козодоев достал фотоальбом, нашел карточку с Бурлаковым.

«Сто процентов это он!» – убедился Сергей.

Около четырех часов дня Сергей вновь вернулся на Волгоградскую. Без приключений дошел до квартиры Бурлакова, вытащил спичку из двери и вернулся домой.

«Ничего не понимаю! – озадачился Сергей. – Сколько же человек живет в квартире и когда они ходят на работу? Зайти бы вечерком, глянуть на окна, может быть, что-то бы и прояснилось».

Но с наступлением темноты дворы на улице Волгоградской бурлили любителями помахать кулаками. Дойти до дома Бурлакова и не получить в глаз было нереально.

Вечером Сергей сел почитать любимую книгу, но сосредоточиться не мог: в голову лезли мысли, далекие от приключений героев Жюля Верна.

«У всех родители как родители, а у меня – хуже не придумать! Отец месяцами дома не появляется, мать любовника завела. Почему мне так не везет? Взять хотя бы того же Мишку. У него мамаша все вечера на кухне торчит или с младшими детьми уроки делает. Не женщина, а курица-несушка: „Кудах-кудах! Ужин готов. Кудах-кудах! Ты сделал математику?“ Но про его мать слова дурного не скажешь. У всех такие! У меня же не мать, а одно наказание. Или отцы. Чем они занимаются? Работают, пьют по выходным, лупят детей ремнем за двойки, хоккей по телевизору смотрят. У Фрица папаша как напьется, так дебоширит. Сколько раз он со своей женой дрался, шум, гам на весь мир, а к самому Фрицу претензий ни у кого нет. Сегодня его отец орет благим матом, а завтра проспится и будет примерным родителем и главой семейства. У меня же мамаша учудила так учудила! Если кто прознает, что у нее есть любовник, то мне можно собирать котомку и валить из города. Ни у одного из моих знакомых нет матери-потаскухи, мне же „повезло“! Представляю, что за моей спиной будут говорить: „Ты слышал, у Козодоева мамаша-то того! Без нового любовника ни дня прожить не может!“»