Геннадий Сорокин - Убийственный возраст

Перед обедом Ефремову позвонила Голубева.

– Привет, это Лягушкина, – представилась она.

– Здравствуй, Водомеркина, – поприветствовал ее Игорь.

В последнее время в телефонных разговорах они, не сговариваясь, состязались в остроумии: Голубева выдумывала фамилию, связанную с болотом, а Ефремов должен был ответить в тему, ни разу не повторившись.

– Ты почему не в школе? – строго спросил инспектор.

– Какая школа, у нас ЧП! – возбужденно ответила Наташа. – Мой бывший одноклассник с двенадцатиэтажки спрыгнул. Насмерть!

– В четыре часа жду тебя в котельной. Сможешь прийти?

– А что так поздно? – запротестовала Голубева. – Я домашнее задание не успею приготовить. Нам знаешь сколько по физике задали? Половину учебника выучить. Тебя в школе так же мучили?

– Мне позвонить директору, поинтересоваться, на каком основании они учеников десятого класса на два часа раньше с уроков отпустили?

– Всегда так! Одни угрозы.

– Наташа, у меня мало времени, мне к часу дня на похороны надо успеть.

– Так и быть, приду в котельную, посмотрю в твои честные глаза и напомню об одном обещании…

Ефремов положил трубку, достал из сейфа список, подготовленный в прошлом месяце Голубевой, нашел фамилию Быкова, прочитал его краткую характеристику.

«Так вот кто жизнь самоубийством покончил! – удивился он. – Это становится интересно…»

В понедельник Римма Витальевна решила разобраться с коварным любовником.

«Что за человек! – мысленно негодовала Козодоева. – Договорились встретиться в субботу, а его дома не оказалось. Мало того! Он всю неделю не давал о себе знать, словно его внезапно отправили в срочную командировку. Грузчика с овощебазы – в командировку! В другой город! Дождется у меня Котик откровенного разговора. В прошлый раз он выпутался, когда назвал меня Ирой, в этот раз я из него вытрясу, что за шмара у него завелась…»

Римма Витальевна догадывалась, что она не единственная женщина у Бурлакова, но до сих пор он умело разводил своих возлюбленных во времени и пространстве. А уж о том, чтобы сорвать свидание, и речи не могло быть!

«Не решил ли он избавиться от меня? – накручивала себя Козодоева. – Все-таки у нас такая разница в возрасте… Но разве я за ним когда-нибудь бегала? Это он предложил встречаться. У меня и в мыслях не было с бывшим студентом флиртовать. Он был инициатором… Мне надо расставить все точки над i, но так, чтобы не получилось, что это он охладел ко мне, а я жить без него не могу и готова часами стоять под дверью. Навязываться со своей любовью я ни одному человеку на свете не буду. Проплачусь в подушку и буду дальше жить как ни в чем не бывало».

Грустные мысли об ускользающем женском счастье прервала заглянувшая в преподавательскую секретарь декана факультета.

– Римма Витальевна, Сергей Владимирович, в два часа – внеочередное заседание парткома. Павел Георгиевич будет ждать всех коммунистов в малом зале.

– Я в парикмахерскую записана на два часа, – попробовала отговориться Козодоева, но секретарша ее даже слушать не стала: фыркнула и скрылась за дверью.

– Будешь лохматая ходить! – поддел коллегу Сергей Владимирович, преподаватель теоретической механики.

– Что стряслось? – оторвался от конспекта Колосков, аспирант их кафедры, тихий молодой человек.

– Не твое комсомольское дело, – весело ответил Сергей Владимирович. – Подрастешь, вступишь в КПСС, тогда узнаешь, что на партийных собраниях обсуждают.

Заседание парткома было посвящено укреплению трудовой дисциплины. Вводная часть новизной не отличалась: «Студентов с занятий раньше не отпускать, самим в рабочее время по магазинам не бегать». Некоторое оживление среди собравшихся началось, когда слово взял декан факультета.

– Зачитываю вам документ, поступивший в институт из органов народного контроля. Петр Иванович, прошу вас!

К трибуне вышел преподаватель Смоленский.

– Не надо ничего зачитывать, – попросил он. – Я сам все объясню коллегам. Товарищи, вчера в рабочее время я был задержан в центральном универмаге дружинниками. В свое оправдание могу сказать, что я пошел в магазин во время «окна» между парами.

– Это не имеет значения! – перебил Смоленского приглашенный на заседание парткома руководитель партийной организации института.

– Как не имеет значения? – дружно возмутились преподаватели. – Нам что, теперь в свободное время нельзя из института выйти? Мы – не крепостные крестьяне, нас к институту цепями не приковывали.

Начавшийся было диспут не успел разгореться. Опытный парторг быстро поставил преподавателей на место:

– Кто не согласен с курсом партии на укрепление рабочей дисциплины, может подать заявление о выходе из КПСС! Желающие противопоставить себя коммунистической партии и советскому народу есть? Если нет, предлагаю товарищу Смоленскому за нарушение трудовой дисциплины объявить выговор с занесением в личное дело. Кто за? Кто против? Принято единогласно.

Вернувшись в преподавательскую, Римма Витальевна решила, что вместо личного свидания напишет Бурлакову письмо и сама бросит в почтовый ящик, чтобы Костя в тот же день получил его.

Дома, отпустив сына на улицу, она села за письмо. Несколько вариантов послания ее не устроили – получалось слишком эмоционально, истерично.

«От моего письма должен исходить дух безразличия, а я нервничаю, как пятнадцатилетняя девчонка, которую бросил соседский парень, – злилась на себя Козодоева. – Зачем я опять написала Котик? Чтобы он посмеялся? Пока мы не выясним отношений – никаких котиков, только Костя! Даже не Костя, а Константин, так ему будет обиднее…»

Поздно вечером явился убитый горем сын.

– Мама, Мишка Быков с двенадцатиэтажки сбросился. Насмерть!

– Да ты что! – поразилась Римма Витальевна. – Горе-то какое! Сережа, а что с ним? Девушка бросила или с дурной компанией связался?

Сын ничего не ответил, ушел в свою комнату, упал на кровать и затрясся от рыданий.

Во вторник до Риммы Витальевны дошел слух, что на прошлой неделе в доме на улице Волгоградской убили какого-то мужчину.

– Он вроде бы водкой торговал, – перешептывались коллеги. – Ночью постучались, он открыл дверь, и его молотком – прямо в лоб. Говорят, с такой силой врезали, что мозги по всему подъезду разлетелись.

– Ничего подобного! – возражали более осведомленные. – Его поймали на улице, нож в бок подставили и велели домой идти, а уж там… Пытали его до того, как молотком насмерть забить. Деньги требовали, а он молчал, дружков своих боялся выдать.

– Что за чушь вы несете! – возмутилась Вероника Павловна, авторитетная шестидесятилетняя кандидат наук. – У моей соседки брат в милиции работает, так он говорит, что его вначале отравили, а уж потом, чтобы скрыть преступление, молотком в висок ударили. Криминалисты на месте преступления сразу же запах миндаля у него изо рта почувствовали. Цианистый калий, как в романах Агаты Кристи!