Ирина Лобусова - Игра в саботаж

Но как объяснить нюансы разрешенной эмиграции партийному активу на местах, где уже начался глухой ропот? В ОВИРах, выездных комиссиях райкомов, в первых отделах НИИ росло недоумение. Так кого выпускать и сколько? В итоге чиновники попросту перестали разрешать выезд вообще. То есть можно сказать, что аппаратчики на местах саботировали решения партии и правительства по национальному вопросу. Чтобы сохранить свое кресло, чиновники играли в саботаж.

В конечном счете Политбюро констатировало провал своего решения: стало ясно, что местными органами квота реализуется не в полной мере. Получается, Политбюро ЦК КПСС разрешает выпускать желающих уехать, а бюрократия на местах поступает по-своему. Но даже в узком кругу на пленуме ЦК КПСС признаться в такой управленческой беспомощности было неловко. И уж тем более советскую пропорцию — одного выпустили, троим отказали — нельзя было никому объяснить. И тогда в руководстве поступили самым советским образом: сделали вид, что проблемы вообще не существует. Замалчивать возникающие проблемы там умели виртуозно.

Сколько же лиц еврейской национальности планировали отпустить за кордон? По первоначальным расчетам, из СССР могли эмигрировать 80–100 тысяч евреев из двух с лишним миллионов. С учетом четырех — пяти тысяч в год эта программа заняла бы 20 лет.

На самом деле планирование на 20 лет для СССР не было такой страшной цифрой — здесь на десятилетия планировали многое — от победы коммунизма при Хрущеве до Продовольственной программы при Брежневе. По части эмиграции евреев в Израиль также все продумывалось, но в советских традициях: пока старались не упустить из вида ни одной мелочи, всплыли нежелательные последствия стратегического характера.

К примеру, ожидалось, что на Запад хлынет материал для антисоветской пропаганды. Учитывался и риск утечки «секретов». Ждали, что станут нарастать эмигрантские настроения среди немцев, армян, прибалтов. Ведь и правда: почему гражданам еврейской национальности дают квоту, а у граждан армянской или немецкой национальности такой квоты нет?

Все это были плановые минусы. По мере того, как они выявлялись, в борьбу включалось КГБ. Спецслужбы раскрывали «сущность сионизма», изо всех сил боролись с «сионистскими организациями», через средства массовой информации сообщали о несчастной нищенской жизни эмигрантов за границей, публиковали их письма и просьбы о возвращении в СССР…

Но главная ставка в вопросе эмиграции делалась, конечно, на плюсы. Расчет был такой: будем выпускать не только стариков, но и молодежь. Молодые там не смогут найти работу, поэтому возможны массовые беспорядки, бунты и недовольство западным строем.

И наконец, был главный козырь, о котором в первую очередь думали, естественно, в КГБ. Расширение канала выезда в Израиль позволило бы значительно усилить разведывательные возможности за рубежом. В том числе — в странах главных идеологических противников. Иными словами, в проектах решений Политбюро закладывалась возможность при остановке в Вене не следовать дальше в Израиль, а прошмыгнуть в США, Канаду, Францию или в Англию.

Все эти аргументы были представлены вместе с предложением свести все изложенное в некое единое целое в виде «закрытого письма» и довести директиву до аппарата на местах в установленном порядке. Предложение, однако, не прошло. Из Киева идею заблокировал Петр Шелест, который заметил: «Считаю, что письмо писать не надо, так как его могут истолковать против нас. Надо просто дать указание соответствующим органам». Так и решили.

Однако корни явления, называемого «еврейским движением на выезд в Израиль», были не только национальными, они были социально-экономическими и политическими. Ведь уехать стремились ученые, люди искусства и квалифицированные специалисты, которые страдали в СССР от отсутствия творческой свободы, да и вообще свободы, от того, как низко оценивается их труд. Уехать хотели рабочие — тоже из-за плохой оплаты труда и из-за невозможности легально бороться за улучшение своего материального положения. Уехать пытались люди, желающие заняться бизнесом, что было нормально в свободном мире, а в СССР приравнивалось к преступлению и грозило тюрьмой.

Можно представить, что если бы получить разрешение на выезд хотели не евреи, а представители любой другой нации, то процент желающих по отношению к общей численности представителей этой нации был бы не меньшим, чем доля подающих документы на выезд в Израиль по отношению к общей численности евреев в СССР. И движение это носило бы простое название: «Куда угодно, лишь бы вон из СССР»…

Постепенно, едва хорошее самочувствие стало возвращаться к Анатолию и он переселился в сарай, где его здоровье действительно улучшилось просто невероятным образом, у него возник план действий. И с такой определенной четкостью, которая всегда является предвестником лучших решений.

Ясно мыслящий мозг, хорошее физическое состояние, почти полное отсутствие тошноты и головокружений подсказало ему вполне определенный и очень правильный план: находиться в банде до конца мая — начала июня, до самого начала лета, наступления тепла, по возможности — собрать денег. Если получится, в конце мая обворовать. И бежать, бежать из банды, из этого проклятого места, дать денег кому следует и любым путем покинуть пределы этой страны. Если получится, сделать это легально — дать взятку, чтобы его включили в число тех, кого выпускают из СССР. Если не получится — найти еще один способ незаконной переправы, в другом, разумеется, месте, не в Бурлачьей Балке, и перебраться за рубеж тайком. Там сделать другие документы и как можно дальше находиться от СССР. Этот второй путь был худшим, потому что стоил больших денег — незаконная переправа дорого, да и денег на взятку нужно было собрать. Плюс другие документы — совсем уже не дешевое удовольствие.

Но оно того стоило. Значит, чтобы добиться своей цели, он ограбит, и у него это получится. Раз он выработал в себе четко определенный план, то будет придерживаться его. А пока его ищут, он станет прятаться здесь, с этими отбросами общества, которые в очередной раз продемонстрировали ему в двуличие и двурушничество родной страны.

Страшную правду Нун узнал совершенно случайно. До того момента он и так подозревал, что появилась такая банда неспроста. Но однажды понял все до конца. Произошло это так.

В тот день — пустой, тоскливый, когда большинство членов банды разъехались по разным местам и никаких дел не планировалось, в доме оставались только двое: он и Толян Жмых.