Ирина Лобусова - Игра в саботаж

Поэтому Анатолий вызывал некое удивление — как редкий экспонат. К концу дня бандиты стали называть его братаном, в их мире это означало высшую степень доверия.

К вечеру они собирались с добычей. Когда перевозчиков не было, занимались гоп-стопом — грабили случайных прохожих и дорогие автомобили.

Как Анатолий понял из разговоров, особым шиком было остановить дорогую машину — любым способом. Для этого можно было просто подсесть к водителю в качестве пассажира, если тот был готов остановиться, или же сыграть в ДТП, когда один бандит ложился на дороге, вроде бы сбитый машиной. Если автомобиль останавливался, и шофер выходил, остальные выскакивали из кустов. Кроме того, часто грабили в поездах.

Словом, банда была крепко сбитой и профессиональной. Большинство ее членов отмотали не один срок. Это были опасные, закаленные в боях и на зонах гастролеры, для которых не существовало ни морали, ни правил. И Нун сразу же, в самый первый момент, прекрасно понял, что его просто уничтожат, прикопают без следов, посмей он вякнуть что-нибудь против.

Самым опасным было то, что чувство страха было бандитам неведомо, и о страшном, опасном они говорили со смехом, смакуя самые отвратительные подробности «дел», вспоминая детали и безмерно гордясь собой.

Говорили, естественно, на жаргоне. Поначалу тонкое ухо Нуна резали отвратительно грубые, безграмотные слова. Некоторых он вообще не понимал. Но постепенно догадался, о чем идет речь.

Сказать по правде, он так и не понял, зачем они его спасли, почему не оставили умирать там, во рву. С такой травмой головы смерть наступила бы скоро. Однако бандиты не только спасли его, достав из глубокого оврага, но еще и лечили и почти приняли в свои ряды.

Тогда, в первый день, лежа на кровати, Анатолий с огромным интересом вглядывался в их лица, по чертам и шрамам пытаясь догадаться, через что кто прошел. И одно было общим у всех — глаза. У всех у них были какие-то свинцовые глаза. Прожженные, как будто просматривающие сквозь металл и картон мельчайшие детали. Так Нуну казалось все время, пока он наблюдал за ними. Бандиты, понаблюдав за ним, через какое-то время полностью расслабились.

На столе разложили дневную добычу — в основном бумажники, кошельки. Вслух громко обсуждали содержимое. Анатолию было страшно интересно, что еще, кроме жажды наживы, связывает между собой членов банды и удерживает их в этой дыре.

Особенно поразил его красивый черноволосый парень с яркими, чувственными чертами лица. Он сразу подумал, что против такого не устоит ни одна женщина.

— Это наш артист, — хмыкнул Жмых, тут же поймав взгляд Анатолия, — мы зовем его Красавчиком. Он по-настоящему артистом работает.

— Где? — изумился Нун.

— А хрен его знает! Артист больших и малых театров! Но не это для него главное. А самое главное для него — бабы.

— В каком смысле? — не понял Анатолий.

— Баб обирает. Бабы слетаются на него как мухи на мед. Просто млеют от него. Он заводит красивый роман, лезет к бабе домой. И так ее обрабатывает, что она или сама ему деньги отдает, или он все выносит из хаты, опоив бабу снотворным. Конечно, если в хате есть что вынести.

— А как его до сих пор не поймали? — удивился Нун.

— А кто будет жаловаться? — усмехнулся Жмых. — Сам подумай! Бабы стыдятся, шо мусора смеяться будут да на работе известно станет, а у кого и муж есть. И потом — всякое такое: осуждение общественности, стенгазета, партийное собрание… Короче, конец бабе. Вот и молчат в тряпочку. А шо делать, если сами дуры, кого в квартиру впустили? Мусора все так и говорят. Мол, с мужиком сама кувыркалась, а чего теперь жалуешься? Не разобралась? Так надо было лучше смотреть! Вот такая история. И наш Красавчик всегда шикует, всегда при деньгах. Деньги у него постоянно водятся.

Анатолию от этого рассказа стало противно и страшно. Но сказать было нечего. Да он и не мог ничего сказать. Оставалось только терпеть, стиснув зубы. И смотреть.

В первый день к вечеру, совсем с темнотой, появился доктор. Он был старенький, похожий на классического университетского профессора, каких показывают в фильмах, — с длиной окладистой бородой, и выглядящий точно как персонаж старой царской империи.

Было странно, что такой человек находится в банде, что его что-то связывает с нелюдями, промышляющими разбоем и грабежом. Анатолий вновь поразился тому, какие извилистые линии судьба порой вычерчивает прямо через человеческие жизни.

Врач начал с того, что снял повязку с его головы. Затем стал ее ощупывать.

— Как себя чувствуете, голубчик? — У него был бархатистый, спокойный голос — ну прямо для студенческой аудитории!

— Голова кружится сильно, — честно признался Нун.

— Вам повезло, голубчик, — доктор улыбнулся, закончив осмотр, — вы в рубашке родились. Сантиметром ниже — и никто бы вас не спас! А так все будет очень даже хорошо. У вас две раны были, правда?

— Две, — горько вздохнул Анатолий, — в первый раз ударили пистолетом по голове. А второй — когда свалился в овраг.

— Били вас специально так, чтобы не убить, — пояснил врач, — напугать — да, но не убить. Поверьте, эти чекисты — мастера своего дела. И если бы хотели убить, то били бы совсем иначе.

Чекисты… Анатолия резануло это устаревшее, совершенно не подходящее к нынешней жизни слово. Но, подумав, он пришел к выводу, что в нем что-то есть, врач прав. Ведь эти далекие кровавые чекисты — предки тех самых кагэбешников, которые так себя ведут сегодня. Можно сказать, что даже в чем-то их превосходя.

— Сразу видно, что вы умный и культурный человек, — неожиданно сказал врач. — Как же вы умудрились дойти до всего этого?

Нуну страшно хотелось ответить: а вы? Но он промолчал. Именно тогда впервые в его душе и появилась, а затем крепко вызрела мысль: надо выжить. Любой ценой. Любым способом. А для того, чтобы выжить, надо молчать.

— Через пару дней будете как новенький, — сказал врач. — Повязку сниму послезавтра. И на будущее прошу — берегите голову!

— Это мое самое слабое место, — попытался пошутить Анатолий, но шутка вышла несмешной. И в разговоре повисла долгая неловкая пауза.

— А правду говорят, что вы писатель? — вдруг спросил врач.

— Правду, — кивнул Нун. — Вернее как — я пытаюсь им стать. Но, честно, пока выходит не очень.

— Ваше счастье, что у вас не получается, — вздохнул врач. — Нет судьбы печальнее, чем судьба писателя. Это всегда судьба пророка, который не нужен в своем отечестве. Рано или поздно его бросят на заклание. И его разорвет толпа, которая ничего не смыслит в таком даре. И даже не хочет понять.

— Все верно, — кивнул Анатолий.

— Даже больше вам скажу: как бы ни была печальна ваша судьба, она подарила вам бесценный опыт. Берегите его.