Ирина Лобусова - Игра в саботаж

«По представлению Комитета госбезопасности президиум ЦК КПСС 12 октября 1965 года определил количество эмигрантов в Израиль из Советского Союза в пределах 1500 человек», — так докладывал председатель КГБ в те годы Владимир Семичастный. То есть высший орган власти по инициативе главной спецслужбы страны узаконил эмиграцию евреев в Израиль и взял обязательство выпускать определенное количество человек в год, и количество это ограничивалось — 1500. Всё. Не больше. В истории советской власти, уже показавшей, что она способна на многое: на коллективизацию, продразверстку, пятилетки, карточки и всевозможные запреты, подобного решения еще не было. Однако все было не так просто — этому предшествовала довольно сложная история.

При Хрущеве отношения с Израилем находились на точке замерзания. Так, к примеру, 4 мая 1962 года на президиуме ЦК Политбюро обсуждался вопрос: поздравлять ли президента Израиля по случаю национального праздника? Решили: утвердить проект поздравительной телеграммы президенту государства Израиль Ицхаку Бен-Цви, но текст телеграммы и ответ на нее в печати не публиковать. А если посольство Израиля в Москве обратится с просьбой выступить по московскому телевидению по случаю национального праздника, оставить просьбу без ответа.

Почему же между государствами возник такой холод? По одной простой причине: власти Израиля часто поднимали тему о свободе эмиграции евреев из СССР. Ко всему прочему какой-то журналист разозлил этим вопросом Никиту Хрущева во время его встречи с президентом США Джоном Кеннеди в Вене 4 июня 1961 года. И тут же был организован поток писем советских граждан еврейской национальности в средства массовой информации, проще говоря — в газеты. Спецслужбы в СССР работали отлично!

В них публиковались письма приблизительно такого содержания: «Уважаемый Никита Сергеевич! Прочитала в газете Вашу пресс-конференцию с журналистами в городе Вене. Меня крайне возмутил вопрос израильского корреспондента. Скажите, о каких евреях идет речь, которые хотели бы выехать в Израиль? Нас не режут, не дискриминируют, а если негде помолиться, то мы молитв все равно не знаем. А старики уж как-то дотянут без них…»

И все эти письма говорили об одном: евреи в СССР счастливы и никуда ехать не хотят. Однако к лету 1965 года Хрущев был уже свергнут. Ревизия его правления шла по всем фронтам, и в том числе — по болезненному еврейскому вопросу. Коллективное руководство склонялось к тому, что с Израилем лучше начать дружить. И вот в июне 1965 года новый президент Израиля Шнеер Залман Шазар прислал в Кремль конфиденциальное послание. В этом увидели сигнал для нормализации отношений. Президент Израиля просил решить вопрос об эмиграции.

19 августа 1965 года перед заседанием президиума ЦК в узком кругу поговорили «о письмах, поступающих в Совет министров СССР по вопросам выезда граждан еврейской национальности на жительство за границу». В СССР именно так и решались важные вопросы — они назывались «вопросы, не включенные в протокол». В этом случае расшифровка такой формулировки означала, что речь шла о послании президента Израиля новому председателю президиума ВС СССР Анастасу Микояну.

Постановили следующее: «Президиуму Верховного Совета СССР продумать предложения и внести в ЦК». По этому вопросу выступили четверо: председатель Совета Министров СССР Алексей Косыгин, сам Анастас Микоян, второй секретарь ЦК Николай Подгорный и ответственный за практическую идеологическую работу Петр Демичев.

Свои предложения в лице Владимира Семичастного внес и КГБ. Тогда же беспротокольным способом и установили цифру — не более 1500 человек в год. Это напоминало обязательство Кремля выпускать людей по плану-разверстке, как было заведено и к чему привыкли. Но как выполнить этот план в стране, где по переписи живет 2 миллиона 266 тысяч 334 человека еврейской национальности? Это было совершенно непонятно.

Трудно вспомнить какое-то другое решение советского руководства, которое бы пересматривалось так часто, как решение по эмиграции в Израиль — квота на отъезжающих то падала, то росла, а временами и совсем отменялась. Потом снова возникала — уже на более высоком уровне. Ну а пока принятое решение оставалось государственной тайной особой важности.

Президенту Израиля Залману Шазару был послан официальный ответ: «В связи с посланием Его Превосходительства Президента государства Израиль Залмана Шазара от 24 июня на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР А. И. Микояна относительно выезда на постоянное жительство в Израиль советских граждан для воссоединения со своими семьями поручено сообщить следующее.

Президенту, вероятно, известно, что в течение 1963–1965 годов советские органы власти дали разрешение в установленном порядке на выезд в Израиль полутора тысячам советских граждан. Разумеется, советские компетентные органы власти и в дальнейшем будут рассматривать в духе гуманности подобные просьбы советских граждан, придерживаясь действующего в СССР законодательства и правил выезда за границу».

О квоте не было ни слова: наверху боялись утечки информации и мирового общественного резонанса, который, несомненно, последовал бы за этим.

Первые итоги были подведены к зиме 1967 года. Их доложил ЦК тот же главный кагэбист страны Владимир Семичастный. Картина вырисовывалась очень интересная. Приорететными областями для «этнической санации» были определены Западная Украина, Северная Буковина, Закарпатье и Прибалтика, то есть те регионы, которые отошли к СССР по пакту Молотова — Риббентропа. Прибалтика при этом проблемы не представляла, но с мнением украинских товарищей приходилось трепетно считаться, ведь костяк политбюро составляли кадры из украинской партийной организации.

Это были прежде всего Л. И. Брежнев и А. Н. Подгорный. Тот же Владимир Семичастный до переезда в Москву при Сталине возглавлял украинский комсомол. Голос первого секретаря ЦК Компарии Украины Петра Шелеста тоже звучал весомо, с ним приходилось считаться.

Интересно, что украинскому филиалу КПСС, единственному, кроме большой КПСС, разрешалось называть свое руководство Политбюро. И теперь выходило, что терять граждан еврейской национальности предстояло Украине. Тут же возникал вопрос: если выпускают евреев, почему нельзя сделать квоту на выезд в Канаду украинцев? Словом, вопросов было много, и вопросов очень неприятных. Появились ограничения на выезд: так было запрещено выпускать тех, кто имел доступ к секретам, состоял на воинском учете, был ценным специалистом и имел детей школьного возраста.

А в феврале 1967 года появилась следующая новость: Политбюро повысило квоту до 5000 человек в год. Сформулировано это было так: «с целью противодействия вражеской пропаганде, освобождения от националистически настроенных лиц и религиозных фанатиков, а также создания оперативно выгодных для нас условий».