Никита Серков - Темные сети

Детских домов, или как они назывались официально — Государственных казенных учреждений «Центр помощи детям, оставшимся без попечения родителей», в городе было всего три. Вернее, один располагался близко, в центре, а два других — довольно далеко в области, и непонятно было — вроде бы мальчика подобрали за пределами города, но расположение двух приютов и место обнаружения не имели ничего общего друг с другом, как и с местом, где располагался городской детский дом. Да и, в целом, какое отношение мог иметь приют для несовершеннолетних к делу, расследуемому уголовным розыском? Пожалуй, за исключением одного нюанса. Миронов давно уже силился понять, почему они не могут отыскать хоть какую-то информацию о ребенке и почему не объявляются его родители? Разве что родителей у мальчика попросту нет, а сам он детдомовец. Это могло многое объяснить и дать хороший толчок в раскрытии дела. Понятно, что нужно наведаться во все три казенных учреждения, но с какого начать? Виктор Демьянович решил, с того, что ближе. И последний вопрос, который, увы, оставался без ответа, как и многие другие: от кого был этот ночной звонок и заслуживает ли он полного доверия?

Как только Миронов пришел в уголовный розыск, он пересказал коллегам свой разговор с неизвестной, а затем, после недолгой беседы по телефону с секретарем директора приюта, он покинул свое рабочее место и направился, так сказать, «на разведку». В этот раз МВД прихватил с собой Романова, которому теперь был должен. Сенина работа с выжившим мальчиком и с самим следователем поистине впечатляла, поэтому профессионализм судмедэксперта должен был найти применение, а любопытство утолено сполна.

Что интересно, как уже было отмечено, территориально в городе был всего один сиротский приют, но, вопреки всем законам логики, он носил название Детский дом № 3. При этом наличие номера 3 совсем не значило, что областные учреждения имели номера 1 и 2 соответственно. Отнюдь, их нумерация была 5 и 6. Почему именно так — загадка, которую, видимо, унесет или уже унес с собой в могилу тот человек, что отвечает за учет школ, интернатов, домов детства и юношества, детских садов и прочих подобных учреждений в городе. И что еще интереснее, так это само название детского дома. Не всем государственным учреждениям в городе оказывалась такая честь, как имя известного человека или особое, не казенное название на приветственной доске у входа, многие были просто пронумерованы, но этому дому-интернату № 3 досталось великолепное по своей глубине и отвратительное по своей неуместной ироничности название «Наша семья». У этих детей никогда не было настоящей полноценной семьи, какими бы пустыми клише о равенстве, благополучии и «я люблю тебя таким, какой ты есть» не забивали нам голову. И если выживший мальчик действительно был детдомовцем, то, кто знает, может, он выиграл в самую большую лотерею в своей жизни, потеряв память и забыв весь тот ужас «никомуненужности».

Дом стоял и не в центре, и не на окраине, застряв где-то между, глубоко во дворах панельных пятиэтажек и девятиэтажных «кораблей», сокрытый от всего света, чтобы никого не донимать напоминанием о звенящей тишине забвения и о том, как кто-то пытается найти в несчастье радость. Как типовая, советских времен постройки школа, состоящая из двух корпусов по четыре этажа с двухэтажной перемычкой посередине, интернат лежал большой буквой «Н» посреди унылого серого двора. Здание это было старше похожих на него школ и детских садов, а оттого ему было присуще блеклое изящество запустения. Жгучая охра кое-где потрескалась и отвалилась, оголив кирпичную кладку, а стены смотрели на мир темными гнилыми рамами окон.

Директор знал о приходе двух важных посетителей, поэтому на входе их уже ждала девушка-секретарь. Она была высока и стройна, с лицом доверчивого ребенка и распахнутыми глазами. «Ей бы работать учителем начальных классов или воспитателем в детском саду, но здесь она, видимо, недавно, иначе бы уже сломалась, такие долго в подобных местах не задерживаются», — подумал про себя Миронов, но, как только она начала говорить, сразу понял, что внутри у этой хрупкой девушки стержень покрепче многих — в ее легком молодом голосе чувствовалась глубокая внутренняя сила.

Она проводила гостей к кабинету директора и покинула их. МВД и Романов сели в «предбаннике» на старые жесткие кресла, обитые каким-то облезлым и не очень приятным на ощупь материалом, и принялись ждать. Ожидание заняло всего несколько минут. В другом конце коридора показался человек, который стремительным шагом направлялся в сторону кабинета. Это был мужчина лет сорока с короткой модной стрижкой, в опрятном и, судя по всему, недешевом костюме. Весь его внешний вид давал понять, что этот мужчина не хотел мириться со своим возрастом и старался выглядеть моложе. Лицо его носило следы косметических процедур и ежедневного ухода, так что даже бликовало при дневном свете, и казалось, будто оно затянуто в тугую пищевую пленку. Похоже, это и был директор Детского дома № 3.

— Здравствуйте, господа, — произнес он бархатистым баритоном и улыбнулся, обнажая белоснежные зубы, выглядевшие несколько неправдоподобно в окружающем антураже. — Егор Трифонович, директор.

— Добрый день! Миронов Виктор Демьянович, следователь из уголовного розыска, — произнес МВД, пожал руку собеседнику и, показав на Сеню, добавил: — Арсений Романов, мой коллега.

— Приятно познакомиться… надеюсь… — рассмеялся директор и пригласил гостей в свой кабинет, который, в отличие от всех остальных помещений, был оформлен просто, но богато: кожаные кресла, моноблок вместо компьютера, шведская минималистичная мебель и уголок с кофемашиной.

МВД, вопреки любой логике, сел на кожаный диван в углу кабинета, Сеня на деревянный стул для гостей возле стола, а директор, несколько удивившись такому выбору расположения, опустился в свое удобное кресло, отгородившись от собеседников столом. Правильный ход, если не хочешь, чтобы во время разговора твоя психологическая защита была сломлена.

Когда следователь присел на диван, кожа издала неприятный скрипучий звук, а ладони коснулись характерно холодной глади материала. Миронов сразу вспомнил свой сон и рассказ мальчика. Кожа… Кожаный салон, спертый запах нового автомобиля. Мягкие упругие сиденья. Тугая повязка, стягивающая голову. Темнота… Только еле слышный шум шуршания колес по дороге и изредка пролетающих мимо машин. Все было так отчетливо, так живо, как будто это были воспоминания самого Виктора Демьяновича, но он хорошо помнил, что ничего подобного с ним в детстве не происходило. Это были чужие сны и чужие детские страхи.

— Итак, — протяжно начал директор детского дома, прерывая затянувшуюся паузу, которую Миронов специально создал, чтобы накалить напряжение, — чем я могу вам помочь, господа?