Камилла Лэкберг - Проповедник [litres]

Остаток дня она планировала провести на диване веранды с хорошей книгой и первой за лето чашкой чая. Жизнь сразу же стала казаться намного светлее.

Несмотря на скромные размеры занимаемой площади, роскошная зелень у него на веранде могла сравниться с лучшими садами. Каждый цветок был заботливо выращен из семечка или рассады, и благодаря жаркому лету атмосфера сейчас напоминала тропическую. В одном углу веранды у него росли овощи, и ничто не шло в сравнение с удовольствием срывать собственноручно выращенные помидоры, кабачки, лук и даже дыни и виноград.

Его скромный таунхаус, находившийся на Динглевэген, на въезде во Фьельбаку с южной стороны, был маленьким, но функциональным, а веранда выступала среди скромных посадок владельцев остальных таунхаусов точно зеленый восклицательный знак.

Только сидя на веранде, он не скучал по старому дому. Дому, в котором он вырос, а потом жил с женой и дочерью. Их обеих не стало, и боль утраты возрастала до тех пор, пока он однажды не понял, что нужно проститься также с домом и хранящимися в его стенах воспоминаниями.

Конечно, таунхаусу не хватало индивидуальности, которую он любил в старом доме, но ее отсутствие способствовало смягчению боли в груди, и теперь горе в основном походило на глухой грохот, постоянно присутствовавший на заднем плане.

Когда Мона пропала, он думал, что Линнея умрет от сердечной раны. Жена болела уже давно, но оказалась выносливее, чем он думал. Она прожила еще десять лет. Ради него – в этом он не сомневался. Она не хотела оставлять его в горе одного. Изо дня в день она боролась за жизнь, которая превратилась для них обоих в одну видимость.

Мона была для них светом. Она появилась, когда они уже перестали надеяться, и других детей у них так и не родилось. Это светловолосое веселое существо, чей смех зажигал у него в груди огоньки, стало воплощением всей любви, на какую они только были способны. У него не укладывалось в голове, что дочка могла просто исчезнуть. Тогда казалось, что солнце должно перестать светить, что небо должно упасть на землю. Однако ничего не произошло. За дверьми их погруженного в скорбь дома жизнь продолжалась как обычно. Люди смеялись, жили и работали. А Моны больше не было.

Они долго жили надеждой. Может, она где-то существует? Может, где-то живет без них и скрылась добровольно? В то же время оба сознавали правду. Ведь незадолго перед тем исчезла другая девушка, и совпадение было чересчур велико, чтобы они могли обманывать себя. Кроме того, Мона была девочкой, не способной сознательно причинить им такую боль. Добрая, милая, она всегда изо всех сил заботилась о них.

В день, когда умерла Линнея, он получил окончательное доказательство тому, что Мона на небесах. Болезнь и горе настолько истощили его любимую жену, что от нее осталась лишь тень, и, когда она, лежа в постели, взяла его за руку, он понял, что в этот день останется один. После нескольких часов бодрствования она в последний раз сжала его руку, и по ее лицу распространилась улыбка. Одновременно в глазах Линнеи зажегся свет, какого он не видел уже десять лет. С тех пор, как она в последний раз смотрела на Мону. Она устремила взгляд куда-то ему за спину и умерла. Тогда он окончательно уверился: Линнея умерла счастливой, потому что в туннеле ее ждала дочь. От этого переносить одиночество стало во многих отношениях легче. Теперь два его самых любимых человека, по крайней мере, оказались вместе. Его воссоединение с ними – лишь вопрос времени. Этого дня он ждал с нетерпением, но знал, что до тех пор обязан жить в меру своих способностей. Господь плохо понимает отступников, и делать что-либо, рискуя местом на небесах рядом с Линнеей и Моной, он не отваживался.

Его меланхолические размышления прервал стук в дверь. С трудом выбравшись из кресла, он, опираясь на палку, пробрался через зелень и прихожую к входной двери. Снаружи стоял серьезный молодой человек с поднятой рукой, готовый постучать еще раз.

– Альберт Тернблад?

– Да, это я. Но если вы что-то продаете, то мне ничего не нужно.

Мужчина улыбнулся.

– Нет, я не торговец. Меня зовут Патрик Хедстрём, я из полиции. Не разрешите ли мне ненадолго зайти?

Ничего не говоря, Альберт отступил в сторону и впустил его. Он провел полицейского на веранду и указал на диван. О его деле он не спросил. Не требовалось. Этого визита он ждал двадцать лет.

– Какие потрясающие растения. Сразу видно, что цветы вас любят. – Патрик нервно засмеялся.

Альберт ничего не ответил, но посмотрел на Патрика мягким взглядом. Он понимал, что полицейскому нелегко приходить по такому поводу, но ему незачем волноваться. После стольких лет ожидания это очень важно – наконец узнать правду. Он все равно уже давно в горе.

– Видите ли, дело в том, что мы нашли вашу дочь. – Патрик откашлялся и начал заново: – Мы нашли вашу дочь и можем подтвердить, что ее убили.

Альберт лишь кивнул. Вместе с тем он почувствовал успокоение в душе. У него появится могила, куда можно ходить. Он положит дочь вместе с Линнеей.

– Где вы ее обнаружили?

– В Королевском ущелье.

– В Королевском ущелье? – Альберт наморщил лоб. – Если она лежала там, как получилось, что ее не нашли раньше? Там ведь ходит много народу.

Патрик Хедстрём рассказал ему об убитой немецкой туристке и о том, что они, вероятно, нашли Сив тоже. По их мнению, кто-то ночью перевез Мону и Сив, которые все эти годы находились где-то в другом месте.

Альберт теперь не особенно много перемещался по поселку, и поэтому, в отличие от остальных жителей Фьельбаки, еще не слышал об убийстве девушки. Когда он услышал о ее судьбе, у него сразу закололо в области живота. Кому-то предстоит пережить ту же боль, что им с Линнеей. Где-то есть отец и мать, которым больше не суждено увидеть свою дочь. Это заслонило новости о Моне. По сравнению с родителями девушки ему еще хорошо. Его горе успело приглушиться и утратить остроту. Пройдет много лет, прежде чем они достигнут такого состояния, и у него болело за них сердце.

– Известно, кто это сделал?

– К сожалению, нет. Но мы приложим все усилия к тому, чтобы это узнать.

– Вам известно, тот же ли это человек?

Полицейский опустил голову.

– На сегодняшний день мы даже об этом не можем говорить с уверенностью. Пока я могу сказать только, что некоторое сходство имеется.

Патрик с беспокойством взглянул на сидящего перед ним пожилого мужчину.

– Есть ли кто-нибудь, кому я могу позвонить? Кто-нибудь, кто сможет приехать и составить вам компанию?

– Нет, никого нет. – Старик мягко и по-отечески улыбнулся.

– Может, мне позвонить и узнать, не удастся ли пригласить к вам пастора?

– Нет, спасибо, пастор не нужен. – Опять та же мягкая улыбка. – Не беспокойтесь, я в мыслях уже многократно переживал этот день, поэтому для меня это не шок. Я хочу просто посидеть спокойно здесь, среди моих растений, и подумать. Со мной ничего не случится. Пусть я стар, но я вынослив.