Рэндалл Силвис - Прогулки на костях [litres]

Ему пришлось пригнуться, чтобы войти в здание. В темноте пахло сырой землей и протухшим мясом. Эта вонь заставила его замереть на корточках. Он прищурился, пытаясь разглядеть, что перед ним лежало, но солнце еще не встало до конца, поэтому он видел только наслоение теней.

Ближайшая тень, казалось, висела в воздухе всего в паре шагов и где-то на высоте его головы, большая, как пляжный мяч. Она частично скрывала отверстие в дальнем конце – такое же, как то, через которое он вошел. Он стоял неподвижно, неглубоко вдыхая через рот, и ждал, пока палочки и колбочки его глаза приспособятся. И постепенно он смог различить объект впереди себя – голову оленя, подвешенную на проволоке за рога, всю покрытую мухами.

Сзади раздался громкий и ясный звук – хлопанье в ладоши. Он быстро повернулся на здоровой ноге. Черно-серая собака размером с волка мчалась к нему на всех парах, а за ней стоял человек в джинсах, ботинках, фланелевой рубашке и бейсболке – в одной руке веревка, а в другой ружье. Ружье принимало горизонтальное положение, а собака была от него в трех секундах.

Демарко побежал. Но недостаточно далеко и недостаточно быстро. С первым же неуверенным шагом он споткнулся о проволоку, натянутую по щиколотку, и две решетчатые двери – одна спереди, а другая сзади – с грохотом упали на металлические ставни.

Собака просунула голову между прутьями решетки у него за спиной и теперь начала разъяренно лаять. Человек опустил ружье и шагнул вперед. Демарко поднял руки на уровень лица.

– Я безоружен, – перекрикивал он лай. – И я думаю, что у меня сломана нога.

Но человек, теперь он видел, что это была женщина, хотя и шире его и почти такого же роста, зашагала мимо здания, даже не взглянув на Демарко.

– Ко мне! – позвала она, и собака сразу же высунула голову из прутьев и помчалась к женщине.

Демарко наблюдал из-за решетки, как она открыла дверь хижины и пропустила туда собаку. Дальше дверь с грохотом закрылась за ними. И снова мир окунулся в тишину, если не считать оживленного жужжания во тьме над головой Демарко.

Он лежал щекой на прохладной, утрамбованной земле, повернув лицо к более свежему воздуху за решеткой.

Он попытался набрать слюну, чтобы выплюнуть этот отвратительный вкус своей тюрьмы. Но во рту по-прежнему было сухо. Между тем утро медленно проходило. Воздух стал влажным и горячим. Весь мир провонял гнилью. Он смотрел на дверь хижины до тех пор, пока его глаза не стали тяжелыми и он, наконец, не поддался сну. «Сознание, – сказал он себе, – переоценено».

Во сне он перевернулся на правый бок, прислонившись спиной к решетке. Противоположная решетка исчезла, и вход в постройку заполнил голубой туман. Но Демарко знает, что не может покинуть свою тюрьму, знает, что побег невозможен, поэтому не делает никаких попыток встать, а просто лежит там, слишком тяжелый, чтобы двигаться, и смотрит на человека, сидящего рядом с ним на корточках в тумане. Это его друг Том Хьюстон, с чистым и улыбающимся лицом и аккуратно причесанными волосами. «Какого хрена, брат?» – спрашивает Хьюстон. А Демарко, мучаясь от пересохшего горла и сухих губ, отвечает: «Могу спросить тебя то же самое». И Хьюстон смеется. Его внезапный раскатистый смех постоянно застает Демарко врасплох, а чистый, ничем не омраченный мгновенный восторг тоже всегда заставляет Демарко улыбнуться, как получилось и сейчас. Демарко говорит: «Я персонаж одной из твоих историй, Том?» Хьюстон спрашивает: «Ты имеешь в виду Гудмена Брауна?» И Демарко отвечает: «Это не твоя история». Хьюстон кивает, наклоняется ближе и кладет руку на голову Демарко. Его прохладное касание успокаивает. «Это я твой персонаж, – говорит Хьюстон. – Как и ты, друг мой». Теперь Демарко захотелось рассмеяться, но он слишком сонный для этого. «Я никогда писать не умел», – говорит он. «Ты научишься, – отвечает ему Хьюстон. – Просто продолжай строчить». Хьюстон ухмыляется, а затем отодвигается и начинает вставать. Но тут Демарко охватывает внезапная паника, и он протягивает руку, хватает Хьюстона за рукав и спрашивает: «К чему это все, Том? Все это сумасшествие? Эта жизнь? Зачем все это?»

Хьюстон какое-то время молчит, только улыбается. А затем, почти шепотом:

– Сентипенсанте, друг мой.

– Я не знаю, что это значит.

– Жизнь – это стихотворение.

– Как это?

– Глухое. Как глобус, как плод.

– Я ничего из этого не понял.

Хьюстон продолжает улыбаться, даже несмотря на то, что исчезает, его рукав, ладони и руки превращаются в дымку, его тело возвращается к туману до тех пор, пока не остается лишь прохлада его касания.

Что-то прохладное и влажное коснулось сзади его шеи. Что-то шевелящееся и шаркающее. И тут он понял: собака.

Он откатился от прутьев, перевернулся на левую ногу, а затем снова откатился, неловко лежа на спине с поднятой головой, согнув одну ногу в колене, боль пронзила его до самого бока. Собака продолжала совать свою морду сквозь прутья решетки. Женщина стояла сзади животного, ее силуэт был черным на фоне яркого дневного света.

– Как давно я здесь? Мне нужна вода, – сказал Демарко.

Она шагнула вперед и протянула руку к двери. Щелчок. Он прижал кулаки к груди, ожидая, что собака нападет. Затем она отвернулась, один раз хлопнула в ладоши и сказала: «Ко мне!» Собака повернулась и побежала за ней, проскочив перед ней в открытую дверь хижины, в которую вошла и женщина, оставив дверь открытой.

Все было тихо, за исключением пения птиц где-то снаружи и жужжания мух, все еще роящихся вокруг головы оленя. Он подождал пару минут, прислушался и услышал приглушенный женский голос, доносившийся из хижины. Он повернулся еще на четверть оборота. На здоровое колено, руки на земле. Нашел рядом свой костыль. Поставил его, а затем с трудом встал во весь рост.

Дверь клетки резко распахнулась.

К тому времени, как он добрался до двух деревянных ступенек, ведущих к двери хижины, он почувствовал запах какой-то еды – благоухающие ароматы помидоров, говядины и трав, которые он не мог определить.

Преодолеть даже две ступеньки с костылем было нелегко. С каждым прыжком его тело сильно вело влево, но слишком короткий костыль смог удержать его, поэтому он наконец добрался до порога и стоял там, тяжело дыша.

Пес, лежавший теперь перед каменным очагом в дальнем конце хижины, поднял голову, настороженно прислушиваясь.

– Лежать, – сказала женщина, не глядя в сторону Демарко. Она сидела в деревянном кресле-качалке, а рядом с ней мужчина лежал на матрасе поверх простого каркаса. На мужчине были синие пижамные штаны, серые носки и выпущенная фланелевая рубашка, он лежал на спине с закрытыми глазами. Если бы не костлявые руки, торчащие из-под манжет рубашки, не тонкая шея и не изможденное лицо, то можно было подумать, что в одежде никого не было. Но лицо его было свежевыбрито, а тонкие волосы аккуратно причесаны.