Ханс Русенфельдт - Себастиан Бергман. 5 книг

Сабина была бы на несколько лет старше.

Он никогда не думал о ней так.

О более взрослой.

Он никогда не задумывался над тем, как повел бы ее в первый день в школу, не представлял себя в качестве гордого отца на открытых уроках или спортивных мероприятиях. Вообще не думал о том, какие радости, трудности и открытия предстоят после четырехлетнего возраста. Никогда не размышлял о том, что сейчас был бы отцом подростка со всеми вытекающими последствиями, с необходимостью подводить ее ближе и ближе к самостоятельности во взрослом возрасте.

Поэтому ли он все время возвращается к фотографии? Неужели он действительно видит там Сабину? В таком случае это безумие. Ведь после того второго дня Рождества он встречал множество темноволосых кареглазых девочек, не реагируя таким образом.

Николь…

Сабина так и не стала для него старше. Она была и осталась той любопытной четырехлетней малышкой, которую он любил больше, чем сам осознавал, которая всегда была главной. Всего хотела, все умела, все пробовала, и поэтому довольно быстро сообразила, как выбираются из детской кроватки.

У них было правило. Сабине следовало засыпать в собственной кровати. Оставалась ли она в ней и дальше или в течение ночи оказывалась в их постели, не имело значения. Осенью 2004 года, последней осенью, она приходила почти каждую ночь. Чаще всего он просыпался уже от топота ее ножек по паркету в холле, а если нет, то всегда от ее «я хочу спать здесь», прямо перед тем, как она закидывала между ним и Лили подушку и залезала следом. Он накрывал ее своим одеялом и обнимал. Чаще всего она левой ручкой ловила его пальцы и сжимала их. Правый большой палец во рту. Она засыпала в течение минуты…

Себастиан вздрогнул, когда в дверь постучали, и через секунду Фредрика открыла дверь и вошла в комнату.

— Тут остался кофе. Хотите?

Себастиан выпрямился на стуле. Он действительно унесся мыслями очень далеко. Казалось, будто он только что проснулся. Сколько же времени он так просидел? Он повернулся к Фредрике и увидел, как ее любезно-вопросительное выражение лица сменилось чем-то другим. Растерянностью? Неприязнью? Сочувствием?

Она поставила на стол термос вместе с двумя зеленовато-белыми стаканчиками.

— Это действительно ужасно, — произнесла она, многозначительно кивая на доску.

Себастиан несколько секунд пребывал в недоумении, а потом почувствовал, что у него мокрые щеки. Неужели он сидел тут и плакал? Он поспешно провел ладонью по лицу. Очевидно. Отсюда и реакция Фредрики, когда она вошла. Она никак не ожидала застать криминального психолога Госкомиссии в слезах. Однако перед ней сидел чувствительный мужчина, в одиночестве оплакивавший жертв и это бессмысленное насилие. Но она не ушла, сделав вид, будто ничего не заметила. Она поддержала его.

Возможно, ей нравятся чувствительные мужчины.

Возможно, один такой у нее уже есть.

— Много народу пришло помочь в поисках, — сказал Себастиан и слегка откашлялся, словно желая привести в порядок голосовые связки. — Приятно видеть такую активность посреди всего этого. — Он встретился с ней взглядом. Она кивнула. — Ваш муж тоже участвует? — закончил он максимально непринужденным тоном.

— Я не замужем.

Себастиан кивнул и слабо улыбнулся ей. О близком приятеле он спрашивать не намеревался. С одной стороны, тогда стало бы очевидно, куда он клонит, а с другой, он почти не сомневался в том, что у нее никого нет. Большинство людей продолжило бы информацию о своем гражданском положении словами: «но мой приятель участвует в поисках» или: «а мой приятель не смог прийти», имей они такового.

— Так хотите кофе? — спросила она, кивая на термос. — Он по-прежнему горячий.

Себастиан выпрямился на стуле еще больше. Ему требовалось обязательно отвлечься от своих мыслей. Перспектива еще одного одинокого вечера в цветастой комнате его не привлекала. Он выдал свою самую пленительную улыбку.

— Только если вы составите мне компанию…

«Он постарел», — подумал Эрик, когда Франк открыл дверь и впустил его в дом. Франк похудел, брюки держались на талии туго затянутым ремнем и шли складками, а рубашка висела совершенно свободно. Покрытые бородой щеки ввалились, и Эрик не мог припомнить у него раньше таких больших мешков под глазами. Неизменными остались только стоящие дыбом короткие стального оттенка седые волосы, всегда наводившие Эрика на мысль о персонаже комиксов, о котором он читал в юности: о Майке Номаде. Эрик снял ботинки и проследовал за пожилым мужчиной на кухню. Ему просто кажется, или Франк начал хромать? Он уже несколько лет страдает раком простаты, а в октябре прошлого года у него появились боли внизу спины, и под конец он пошел к врачу. Метастазы от простаты распространились в конец позвоночника. Облучение и цитотоксины временно приостановили процесс, но метастазы были неоперабельными, и никто не знал, сколько он еще продержится на ногах.

Отказавшись от кофе, Эрик сел за квадратный стол у стены. В кухне стоял незнакомый и не совсем приятный запах. «Чад и… болезнь», — подумал Эрик, глядя, как Франк установил в кофеварку фильтр и начал отмерять кофе.

— Как твои дела? — поинтересовался он, надеясь, что не услышит в ответ всю историю болезни.

— Знаешь, что есть, то есть, живу сегодняшним днем.

Эрик помолчал. Что на это отвечают? Франк включил кофеварку и поставил банку с кофе обратно в шкафчик.

— Пийя передает тебе привет, — сказал Эрик, чтобы прервать молчание.

— Кланяйся ей от меня, надеюсь, она скоро приедет меня навестить.

— Да, конечно, просто сейчас так много…

Франк кивнул, но у Эрика возникло ощущение, что он разочарован тем, что они не видятся чаще.

Разочарован и одинок.

Он осознал, что ему жаль Франка. Они с Пийей об этом неоднократно говорили. Известие о раке, разумеется, всегда не радует, а в случае Франка это катастрофа.

Ему уже и так сильно досталось. Его жена Айна около восьми лет назад погибла в автомобильной аварии. У них только один ребенок, Хампус, которому 28 лет, он по-прежнему живет с отцом и никогда не сможет жить самостоятельно. У него множественная инвалидность. Эрик знал о поражении церебральным параличом, эпилепсии и частичном параличе, но присутствовало что-то еще, чего он не помнил. Муниципалитет организовал Франку сиделку на 85 часов в неделю, а остальное время он ухаживал за Хампусом сам. О том, что произойдет, если, или когда, Франка не станет, Эрику думать не хотелось.

Франку, вероятно, тоже.

— Чем же я могу тебе помочь? — спросил он, усаживаясь напротив Эрика и сцепляя руки в замок.

— Ты слышал о пропавшей девочке?

— Той, что видела, как убивали Карлстенов? — уточнил он и покачал головой. — Жуткая история. Просто жуткая.