Ханс Русенфельдт - Себастиан Бергман. 5 книг

Клас осторожно поднял голову с твердого стола. Он почувствовал вытекшую слюну и попытался вытереть жидкость вокруг рта, но обнаружил, что не может пошевелить руками. Они были крепко привязаны к столу тонкими цепями.

— Я немного не привык к снотворному, которое требуется вдыхать, поэтому не знал, как долго ты пробудешь в забытьи.

Клас вздрогнул и повернул голову туда, откуда донесся голос. Бородатый обернулся с шоферского сиденья, где он сидел, и смотрел на него. Клас быстро огляделся. За передним стеклом деревья. На остальных окнах задернуты занавески. Он сидит за столом в конце машины. На двух диванах длинные лиловато-белые подушки. На его стороне — в пластиковых пакетах. Вероятно, можно каким-то простым способом опустить стол и превратить всю заднюю часть машины в одну кровать. Во всяком случае, так делалось в автофургоне, в котором он в детстве провел вместе с родителями много летних каникул. Фургон не двигается.

Если он правильно помнит, изоляция в таких транспортных средствах не слишком хорошая. Если поблизости есть люди, они его, возможно, услышат.

— Мы стоим далеко в лесу. Нам никто не помешает, — переходя в заднюю часть фургона, сказал бородатый, будто прочитав его мысли.

— Ты вычислил, кто я такой, или, по крайней мере, что я сделал?

— Нет, — честно ответил Клас, удивившись ясности собственных мыслей. Он напуган, очевидно, что мужчина намерен тем или иным образом причинить ему зло, а голова полностью работает. Он обращает внимание на детали, сосредотачивается на сказанном, пытается понять, что произошло и почему, чтобы потом придумать способ выбраться из этой ситуации.

Вернуться домой, к Линде и Элле.

— Моя ошибка, — произнес бородатый, усаживаясь на диван по другую сторону стола. — Я изменил «модус операнди». Знаешь, что это такое?

— Да.

— Латинское выражение, означающее «способ действия», — продолжил бородатый, будто не услышав ответ Класа.

— Почему я здесь? — спросил Клас спокойным, тихим голосом. Чтобы суметь вычислить, как действовать, ему требовалось больше информации. К тому же он хотел завязать беседу. Установить контакт. Класу неоднократно доводилось слышать, что он приятный человек, что с ним интересно общаться, его легко полюбить. Была надежда, что если бородатый узнает его получше, то причинить ему вред станет труднее.

— Разве можно винить их за то, что они пользуются случаем? — ответил бородатый и наклонился над столом. — Ведь общество уже на протяжении нескольких лет показывает, что это ключ к успеху.

— Я не понимаю, о чем вы говорите, — честно признался Клас. — Но если я каким-то образом обидел вас или причинил вред, то прошу прощения и хотел бы получить возможность попытаться искупить свою вину.

Мужчина по другую сторону стола широко улыбнулся, будто услышал нечто забавное. Плохо, инстинктивно почувствовал Клас.

— Менять необходимо с верхушки. Проблема заключается в том, что им дают возможность. Что ты даешь возможность.

— Кому, кому я дал возможность?

— Я их тестирую, — сказал бородатый, явно твердо решив продолжать игнорировать прямые вопросы. Он взял несколько лежавших на столе, возле окна, листов А4.

— Шестьдесят вопросов общеобразовательного характера. Грубоватый инструмент для измерения знаний, знаю, но он все-таки дает представление об основе, которую можно наращивать.

Клас только согласно кивнул и посмотрел на бумаги. Тест. Общее образование. Двадцать правильных ответов и больше — дают зачет. Тогда они свободны.

С этим он справится. Никто из знакомых не хотел играть с ним в «Тривиал Персьют». Он был немного всезнайкой и, должен признать, в качестве победителя вел себя довольно неприятно.

Двадцать правильных ответов — и его отпустят. Внезапно до него дошло. Кто такие «они». Связь. Кому он дал возможность. Почему он не сообразил раньше? Это же очевидно.

— Господи, это вы? — пробормотал он. — Патриция и Мирре…

— Ты ездишь на «Лексусе», пожинаешь успех, зарабатываешь деньги на деградации. Тебе хотя бы нравятся программы, за которые ты отвечаешь?

— Нет, нет, господи, нет.

Бородатый посмотрел на него взглядом, от которого у Класа по спине побежала дрожь. Он инстинктивно почувствовал, что ответил неправильно. Возможно, правильного ответа не существует, возможно, лучше было промолчать или, как сам бородатый, сменить тему разговора.

— Как я уже сказал, я изменил «модус операнди». Тебе тест не нужен.

Клас видел, как бородатый отодвинул бумаги в сторону, достал что-то, лежавшее рядом с ним на диване, и положил это перед собой на стол.

— Знаешь, что это такое?

Он знал.

Пневматический пистолет.

Аксель Вебер целый день посвятил звонкам по всем имевшимся у него контактам в полиции и Каролинской больнице. Ему требовалась какая-нибудь ниточка, чтобы начать распутывать клубок, что-нибудь, способное украсить первую полосу газеты или хотя бы дать уникальный ракурс. Но Торкель Хёглунд хорошо умел сводить утечки к минимуму.

Эбба Юханссон находилась под постоянной охраной полиции, а доступ к информации о расследовании он, как обычно, ограничил, его имели только сотрудники Госкомиссии. Даже пресс-секретарь полиции знал не больше того, что знал сам Вебер. Типично для Торкеля Хёглунда. У Вебера это вызывало восхищение, хотя, как профессионала в своей области, его это невероятно раздражало. Ему требовались новости, материал для статей, и лучшим источником обычно бывали болтливые полицейские. Новости и сенсации привлекают читателей и способствуют продаже газет, это всем известно, и если хочешь, чтобы твоя газета продавалась лучше всех, а ты был в центре внимания, требуются разоблачения и истории, которых нет ни у кого другого.

В настоящий момент у Вебера не было вообще никакого эксклюзива, он знал не больше конкурентов. Это означало, что ему приходилось соревноваться с остальными, вновь используя и перестраивая информацию, к которой он имел доступ. При таких сенсационных убийствах, как это, данная модель работала довольно хорошо. Можно было разговаривать с членами семьи и друзьями, находить свидетелей, которые видели поблизости от места преступления или обнаружения трупа таинственные машины или людей, привязывать это к какой-нибудь похожей трагедии, произошедшей раньше. Крутить, вертеть, строить предположения, и главное — делать это эмоционально и увлекательно.

Читатели обожают убийства — чем убийства более жестокие, тем лучше — но им хочется также получить личную историю, позволяющую познакомиться с жертвами, посочувствовать им. Если прибавить к этому неизвестного убийцу, анонимное зло, то они прочтут все, что напишут, а «Убийства в застеколье», как их дружно окрестили газеты, отвечали всем необходимым критериям: знаменитости — по большому счету все-таки обычные люди, и активный серийный убийца, который наносит удары по всей Швеции и может оказаться совсем рядом с читателем.