Лиз Мур - Алая река

– Бетани, вы здесь?

Поворачиваю дверную ручку. Оказывается, изнутри было не заперто.

В ванной – никого.

Подскакиваю к детской. Распахиваю дверь. Постель не застелена, но пуста.

Теперь я кричу на весь дом:

– Томас! Бетани! Где вы?

Ответа нет.

Врываюсь в свою комнату. Пусто. Почти скатываюсь по лестнице, ищу сама не знаю что – записку, какой-то знак, намек, зацепку.

Но я же сама только что видела машину Бетани. Стоит себе спокойно на подъездной аллее. Для пеших прогулок сегодня слишком холодно. Вдобавок Бетани и в хорошую погоду гулять не заставишь.

Выскакиваю на наружную лестницу без куртки, без шапки. Скорее, скорее. Через две ступени. Огибаю дом. Ветер так и пронизывает сквозь тонкий свитер.

Заглядываю в машину. Разумеется, в ней никого нет. Успеваю отметить, что детское кресло Бетани так и не установила – вон, валяется на заднем сиденье.

Стучусь к миссис Мейхон. Звоню в звонок. Пускаю в ход кулаки.

Мысли – одна другой кошмарнее, одна другой навязчивее. Буквально вижу Томасово тельце – безжизненное, распластанное где-нибудь на пустыре. Я достаточно насмотрелась на трупы, мне ничего не стоит визуализировать. Правда, мертвый ребенок мне попался всего один – девочка шести лет, сбитая машиной в районе Спринг-Гарден. Я тогда разрыдалась. Образ той девочки до сих пор меня преследует.

Снова жму на кнопку звонка.

Миссис Мейхон открывает, мигает непонимающе за своими толстенными очками. На ней коричневый махровый халат и тапочки.

– Мики, что стряслось?

– Томас… он пропал. Я его с няней оставила. Утром. Возвращаюсь – их нет. И записки тоже нет.

Миссис Мейхон бледнеет.

– Боже! Я их сегодня не видела!

Затем она выглядывает, замечает машину.

– Погодите, Мики, – машина-то на месте…

Но я уже собой не владею. Убегаю обратно в квартиру, мечусь по комнатам. Соображаю позвонить Бетани. Слушаю гудки. Отправляю эсэмэску:

«Вы где? Пожалуйста, позвоните мне. Я уже дома».

И тут, как вспышка, как озарение, вспоминаются слова Коннора Макклатчи: «Осторожнее будь. У тебя сын, о нем заботиться надо».

Десяти секунд хватает, чтобы принять решение.

Звоню 911 – больше ничего не остается.

Раньше не приходилось иметь дело с местной полицией.

Полицейские бенсалемского участка немногочисленны, зато высокопрофессиональны. За несколько минут превратили дом в место преступления. Двое патрульных – мужчина и женщина, он помоложе, она постарше – примчались первыми и живо меня допросили.

Отдельно допрашивали миссис Мейхон.

Странно сотрудничать с полицией за пределами Филадельфии, в пригороде. По логике вещей, мне бы обратиться за помощью к филадельфийским коллегам. Они вроде как есть – но позвонить им я не могу. По разным причинам для меня потеряны Майк Ди Паоло, Эйхерн, Саймон, а теперь еще и Трумен. Семья тоже не поможет. Наскоро перебрав в уме теток, дядьев и кузенов, я вдруг осознаю, сколь бездонно мое одиночество. Небо кажется с овчинку, дышать трудно.

– Успокойтесь, – говорит женщина-офицер, заметив, как я побледнела. – Ну-ка, вдох – выдох! Вдох – выдох!

В жизни не была допрашиваемой. Всегда сама допрашивала. Послушно делаю вдохи.

– Что вам известно о приходящей няне, мисс Фитцпатрик?

– Имя – Бетани Сарноу. Двадцать один год. Работает гримером. Берет уроки первой медицинской помощи. Кажется, онлайн.

– Понятно. Вы знаете ее домашний адрес?

У меня округляются глаза.

– Нет, не знаю.

Я всегда расплачивалась с Бетани наличными. Дважды в месяц совала ей деньги. Как няня она нигде не зарегистрирована.

– Так-так, – бормочет женщина-офицер. – Что вам известно о ее друзьях и родных? Телефоны, адреса?

Мотаю головой. Сама себя избить готова. Телефонный номер – всего один, принадлежит инструктору Бетани по мейкапу. Раз пришлось по нему позвонить – так эта девица, инструкторша, слова буквально цедила.

– Я боюсь… – выдавливаю я. В горле спазм. – Кое-чего определенного.

– Чего именно?

К нам подходит второй полицейский, молодой мужчина. Он уже всю квартиру обыскал. Представляю, какое у него сложилось впечатление: кругом пыль, вещи валяются как попало, ремонта сто лет не было. В такое жилище гостей не пригласишь.

– Дело в том, – начинаю я, – что пропала также моя сестра. По крайней мере, я не знаю, где она. Есть… люди, которым известно, что я ищу сестру; и им это не нравится. Я сама служу. Я – патрульная в Двадцать четвертом отделе; только я сейчас под внутренним расследованием. Но это недоразумение. Или, может, чья-то грязная игра. Подставить меня кому-то понадобилось…

Взгляды этих двоих скрещиваются. Всего на долю секунды – но я-то успеваю заметить. Прекрасно понимаю, что они подумали. Я на их месте то же самое подумала бы.

– Нет, нет, вы не поняли. Все совсем не так. Я – офицер полиции. Меня просто временно отстранили. Потому что…

Умолкаю. Сама себе велю: прикуси язык. Ради бога, перестань. Почти слышу эти слова из уст Трумена.

– Почему же вас отстранили? – спрашивает полицейский, почесывая нос.

– Это к делу не относится. Я боюсь, что моего сына похитили.

Женщина поеживается.

– У вас есть конкретные причины считать, что ребенок был похищен? Вы кого-то подозреваете?

– Да, подозреваю. Коннора Макклатчи. Конечно, я не утверждаю, что он похититель, но…

Мужчина-полицейский выходит в коридор, звонит диспетчеру. Докладывает. Слов мне не слышно. Женщина продолжает допрос. Прибывают всё новые люди.

И вот, когда в квартире уже не протолкнуться от криминалистов, раздается отчаянный стук в дверь.

За стеклом маячит миссис Мейхон – растрепанная, с нечитабельным выражением лица.

– Откройте! – кричит она, продолжая барабанить. – Откройте!

– Они вернулись! – выпаливает миссис Мейхон. Смотрит только на меня, остальных игнорирует.

Все мои силы уходят на то, чтобы не рухнуть на колени, не закрыть лицо руками, не разрыдаться.

– Где они? – шепчу я.

– На подъездной аллее. С ними какой-то парень.

Выскакиваю за дверь. Вслед мне несется предостерегающее «секунду, мэм!» – полицейский явно недоволен.

Почти скатываюсь с лестницы. Миссис Мейхон изо всех сил спешит за мной. Огибаю дом. Вот он, мой сын – с серьезной мордашкой стоит перед женщиной-следователем. Та присела на корточки, чтобы быть с Томасом как бы на равных.

Подбегаю к сыну. Подхватываю его на руки. Он утыкается мне в шею.

Только тогда я перевожу взгляд на подъездную дорожку.

Бетани рыдает. Незнакомый парень уже в наручниках, лицо у него багровое от ярости.

Позднее выясняется, что парень – друг Бетани. Что эта парочка надумала поехать в торгово-развлекательный центр на его машине – и взять с собой Томаса. А в машине не только детское кресло не установлено – там нет даже ремней безопасности. Ни Бетани, ни ее дружок не потрудились хотя бы записку оставить или сообщение мне послать. («Мы подумали, вы рассердитесь», – оправдывается Бетани. «Правильно подумали», – киваю я.) Через полчаса я отказываюсь от дальнейших услуг Бетани – а она, ничуть не раскаявшаяся, на полном серьезе требует рекомендательное письмо.