Лиз Мур - Алая река

Мне уже всё равно. Я смотрю и не вижу. Ко мне обращаются – я не слышу. Единственное, что улавливает мой слух, – дыхание Томаса да еще мое собственное сердцебиение. Втягиваю ноздрями чистый зимний воздух – как сладко он пахнет!

Позднее, уже вечером, снова раздается стук в дверь. Вздрагиваю.

За кружевной шторой – миссис Мейхон. Слишком подалась к окну, от ее дыхания стекло запотело.

Я как выжатый лимон. Хочу одного – вместе с Томасом улечься на диване и спокойно посмотреть телевизор.

Но мой сын, увидев, кто пришел, радостно подпрыгивает и кричит: «Привет!»

С того памятного снежного дня Томас очень проникся к миссис Мейхон. Всякий раз, когда мы пересекаемся, он с энтузиазмом ей машет.

Вот и сейчас Томас уже у двери, уже тянет дверную ручку. Мне остается только сказать:

– Входите, пожалуйста!

От порыва ветра дверь, едва пропустив миссис Мейхон, захлопывается. В руках у нашей хозяйки бутылка, завернутая в коричневую бумагу, и некий квадратный объект в рождественской пестрой упаковке. В этом последнем что-то глухо постукивает.

– Я не по делу, Мики, – говорит миссис Мейхон. – Просто заглянула – проверить, как вы, после сегодняшнего. И вот, принесла кое-что.

Неловко, с заготовленными стандартными пожеланиями, она вручает бутылку – мне, а квадратный объект – Томасу.

– Как мило с вашей стороны… – отнекиваюсь я. – Право же, не стоило… Не надо… Это лишнее.

Однако бутылку уже взяла и держу.

– Вы не подумайте – это лимонад, – поясняет миссис Мейхон. – Я сама приготовила. Всегда делаю побольше и ставлю в холодильник. Если вам покажется терпковато, можно прямо в стакане подсластить. Я лично люблю покислее.

– Я тоже. Спасибо. Спасибо большое.

Томас успел развернуть свой подарок. Это шахматная доска и пластиковый пакетик с фигурами. Становится не по себе. Сын поднимает взгляд на меня – а не на дарительницу миссис Мейхон.

– Что это, мама?

Я почти шепчу:

– Шахматы.

– Кто лохматый? – переспрашивает Томас.

– Не лохматый, а такая игра, – объясняет миссис Мейхон. – Называется шахматы. Интереснее во всем свете не сыскать.

Томас осторожно, по одной, достает из пакетика фигуры, сортирует: сначала короли, затем ферзи, далее слоны, кони, ладьи и, наконец, пешки. Названия произносит миссис Мейхон. Я от каждого слова внутренне сжимаюсь. Не слышала их с отрочества. Со времен Саймона.

Томас хватает белого слона, протягивает миссис Мейхон.

– Он плохой, да?

Фигура и впрямь выглядит зловеще: безглазая, с оскалом прорези.

– Он может стать плохим, а может – и хорошим. Как и остальные фигуры, – миссис Мейхон улыбается. – Всё от ситуации зависит.

Томас засматривает ей в лицо, переводит взгляд на меня.

– Мама, а пусть миссис Мейхон с нами поужинает?

Я-то рассчитывала провести тихий вечер наедине с сыном… Но теперь деваться некуда. И я говорю как можно радушнее:

– Разумеется! Прошу вас, миссис Мейхон, останьтесь на ужин.

Она, кажется, именно этого и ждала.

– С удовольствием, Мики. Только учтите – я придерживаюсь вегетарианской диеты.

Честное слово, не женщина, а шкатулка с сюрпризами.

Заглядываю в кухонные шкафы, в холодильник, в морозилку. Везде хоть шаром покати. Придется варить спагетти и приправлять томатным соусом (самую малость просроченным). Яркости блюду придаст брокколи, чудом завалявшаяся в морозилке.

Разговор не клеится. Надо поскорее накрыть на стол.

Наконец мы уселись. Миссис Мейхон я устроила во главе небольшого стола, ей же первой положила спагетти. Мы с Томасом сидим друг против друга. Домашний лимонад разлит по стаканам. Он пахнет мятой – миссис Мейхон, оказывается, растит ее прямо на подоконнике. Делаю глоток – и словно получаю вкусовое подтверждение, что лето все-таки бывает в природе. А то я уже в этом разуверилась. Томас приканчивает свою порцию в три глотка.

Жуем молча, и эта тишина напрягает Томаса. Ему хочется, чтобы я и миссис Мейхон подружились.

Откашливаюсь. Решаюсь на вопрос.

– Миссис Мейхон, вы и родились в Бенсалеме?

– О нет. Я из Нью-Джерси.

– Понятно. Хороший штат.

– Да, очень хороший, – миссис Мейхон кивает. – Я росла на ферме. Фермы обычно не ассоциируются с Нью-Джерси. Но только не для меня.

Продолжаем есть. Миссис Мейхон ляпнула соусом на свитер с олешками, и мне кажется – я несу ответственность за это пятно. Хоть бы миссис Мейхон подольше его не заметила, а то еще смутится…

Переглядываюсь с Томасом.

– Что же привело вас в Бенсалем?

– Сестры Святого Иосифа, – просто отвечает миссис Мейхон.

Киваю. Так вот кто эти монахини на старом фото, что я заметила у миссис Мейхон в доме…

– Они преподавали в вашей школе?

– Нет. Я сама была одной из сестер.

– Одной из сестер? – повторяю машинально.

– Да. Я была монахиней. Целых двадцать лет.

Язык так и чешется спросить: «Почему же вы стали мирянкой?» Лучше не надо. Это, пожалуй, бестактно.

После ужина Томас усаживается за шахматную доску и начинает расставлять фигуры.

– Иди-ка сюда, – зовет миссис Мейхон, похлопывая по дивану. – Я тебя научу.

Я убираю со стола, мою посуду – медленно, вручную. Вдруг ловлю себя на том, что мои плечи развернулись, расслабились. Несколько месяцев я прожила в напряжении. Чувство, что за моим ребенком присматривает добрая и мудрая женщина, ни с чем не сравнимо. Впервые за долгое время я не терзаюсь угрызениями совести, я совершенно умиротворена.

Позже Томас, вооруженный новыми знаниями, берется учить меня. Притворяюсь, что впервые слышу о поведении шахматных фигур. Томас пробует сыграть с миссис Мейхон. Она – само терпение, сама предупредительность. Перед каждым Томасовым ходом уточняет: «Ты хорошо подумал? Ну-ка, забери фигуру, переходи! Не спеши, взвесь все варианты». Наконец, после всех этих поддавков, Томас произносит:

– Вам мат, миссис Мейхон!

Он ликует, ручонки взлетают вверх, как в старом фильме «Приземление» (Саймон когда-то показал жест, Томас подхватил).

– Я выиграл! – кричит он.

– Миссис Мейхон тебе поддалась, – урезониваю я.

– Ничего подобного! – протестует та. – Все было по-честному!

Томасу пора спать. Увожу его. Миссис Мейхон ждет в гостиной. По просьбе Томаса оставляю включенным ночник, кладу на постель набор супергероев, который сама подарила ему на прошлый день рождения.

– Я тебя люблю, – шепчет Томас.

Застываю. Холодею. Фраза не из моего лексикона. Уж конечно, Томас должен узнавать (и узнаёт) о моей любви не из пустых слов, а из действий. Я забочусь о нем. Я его обеспечиваю и защищаю. В слова никогда не верила – особенно в те, которыми описываются сильные эмоции. Фраза «я тебя люблю», по-моему, вся насквозь искусственная. Если не сказать «фальшивая». Такое мне только один человек говорил – Саймон. И вот чем все кончилось.