Джесс Кидд - Смерть в стекле [litres]

Кора подталкивает локтем Брайди.

– В этом своем костюме у него очень солидный вид, правда?

– Павлин расфуфыренный, – бурчит Руби. Он идет мимо них в комнату и с хозяйским видом занимает место у камина.

Брайди заходит следом.

– Роуз, говорят, тебя уже накормили.

– Пришлось поесть, у меня не было выбора. – Тепло глядя на Брайди, он берет ее за руку.

– Разумеется. Где ты достаешь эти цветы? Каждый из них – просто чудо.

В петлице сюртука полицейского сияет роза изысканного цвета – бледного персикового оттенка.

Роуз вынимает цветок из петлицы и вручает Брайди.

– Он – твой, только в воду поставь.

Руби возводит глаза к небесам.

Кора приносит поднос с чаем, который в ее огромных руках кажется крошечным, и ставит его на стол перед инспектором.

– Десерт, сэр.

Поправив на голове домашний чепец, Кора достает из широченного кармана фартука тряпку размером с простыню и принимается медленно водить ею по полкам книжного шкафа. А сама прислушивается к разговору.

Роуз бросает взгляд на Кору.

– Потом, – говорит Брайди.

Роуз кивает.

– Сэр Эдмунд бежал из Ньюгейта. Я знаю, ты считаешь, что он невиновен…

– Точно невиновен.

– Может, и так, Брайди, но, если где увидишь его, дай мне знать. – Роуз придвигает к себе десерт и берет ложку.

Брайди озадаченно смотрит на Кору: та перестала вытирать пыль и, стоя у книжного шкафа, показывает на дверь и гримасничает, пытаясь беззвучно что-то ей объяснить.

Роуз оборачивается, и Кора мгновенно закрывает рот.

– Очень вкусно, Кора, – хвалит он. – Что это?

– Крыжовник, – отвечает она.

Руби сдерживает улыбку.

– Есть ли предел твоим талантам, Кора?

– Нет, инспектор Роуз, – говорит Кора, одним глазом кося на дверь. – Предела нет.

Сэр Эдмунд спит у кухонной плиты на постели, что соорудила для него Кора. В уголках его рта запеклась кровь, оставшаяся после недавнего удаления зубов. Кора надела на него вязаные чулки и шапку, обернула во что-то необъятное из истертой хлопчатобумажной ткани, которую она на нем закрепила и завязала на поясе.

– Он в одном из твоих платьев, Кора?

– Его одежда сушится. Я одолжила ему свой наряд в цветочек, не самый лучший.

– Что ж, давай его будить.

– Пусть поспит. Надеюсь, хуже от этого никому не станет, – язвительно бурчит Кора, словно стыдясь своей отзывчивости.

– Нужно, чтоб он рассказал нам свою историю до того, как мы сдадим его Роузу.

Сэр Эдмунд стонет во сне.

– Пусть побудет немного у нас. Я впервые так близко вижу баронета.

– Он должен быть в Ньюгейте, Кора. Но пусть отдохнет.

Сэр Эдмунд просыпается ночью. От пищи он отказывается, но соглашается выпить чаю. Кора кипятит воду, расставляет на столе чашки с блюдцами и достает из буфета заварочный чайник. Облаченный в старое платье Коры, выглядит он плачевно: лицо вытерто не дочиста, как у ребенка нерадивой мамаши; на коленях лежит тряпка, которую он прикладывает к кровоточащим деснам.

– Я никого не убивал, но мои поступки привели к гибели людей, – сообщает сэр Эдмунд загробным смятенным голосом.

Кора, устроившись в углу с чашкой чая в руках, смотрит на Брайди.

– Продолжайте, сэр, – подбадривает его та.

Сэр Эдмунд кивает, не смея встречаться с ней взглядом.

– Я хотел бы сделать признание, миссис Дивайн, относительно того, что незаконным путем заполучил ребенка, девочку, которая ныне известна как Кристабель Берик.

– Начните с самого начала, сэр Эдмунд.

Они приходили трижды. В их первый визит они сидели вместе с семьей Келли в доме на берегу моря. Эллен присутствовала при встрече, но была без ребенка, о котором были наслышаны баронет с доктором. Без ребенка, из-за которого они отправились в тот глухой уголок Ирландии. Брат Эллен, глава семьи, внимал гостям. Жена брата Эллен, настоящий глава семьи, тоже внимала. Это хорошо, говорили гости, что они приехали именно теперь, ведь малышке еще не исполнилось и полугода. Они показывали семье научные схемы, читали отрывки из трактата его преподобия Уинтера, священника Хайгейтской часовни. Когда семья вспомнила предания об их прародительнице Маргарет, гости принялись рисовать им радужные картины: что у ребенка Келли будет новая жизнь, что она будет расти в безопасности и комфорте, под присмотром знающих людей, что ей будут обеспечены все блага современной медицины.

Эллен сказала, что ее дочь не больна, вежливо поблагодарила гостей за проявленный интерес и отказалась вверить их заботам свое дитя.

В их второй визит брат Эллен предложил, чтобы она показала сэру Эдмунду местные достопримечательности: святой источник у конского водопоя, магическое кольцо из камней на студеном поле и все такое. Сэр Эдмунд был ласков с молодой женщиной, и та мало-помалу поведала ему все, что знала об истории их семьи и обстоятельствах своего родоразрешения.

Женщины Келли с берегов залива Бантри, сказала она ему, всегда славились своей красотой, но каждые несколько поколений в их роду рождалась несравненная красавица. Последней была Маргарет. У нее были волосы песочного цвета и глаза оттенка морского мелководья. Кожа гладкая, как галька; голос подобен плеску волн, накатывающих на галечный берег. Однажды она гуляла по берегу, и вдруг налетела волна и унесла ее в море. Из воды она вышла, сухая, несколько дней спустя. А через несколько месяцев родила ребенка, весьма примечательного, как поговаривали.

Эллен подумала о Маргарет в тот день, когда сама очнулась на берегу. Она лежала ничком, причем достаточно далеко от того места, где она собирала водоросли. Как она там оказалась, Эллен не помнила.

Она подумала о Маргарет, когда у нее начал округляться живот.

Когда ей страстно захотелось крабов, и она ела их сырыми, прямо с панцирем, целиком. Когда ей страстно захотелось рыбы, и она поедала ее сырой, с костями и всеми потрохами. Морскую воду она пила ведрами.

Эллен вспомнила про Маргарет, когда родила дочь. Она нарекла ее Шибел.

В первые дни малышка вопила так, что, казалось, дом обвалится, и ничего не ела. Чего ей только ни давала Эллен, малышка все отвергала. Пока в один холодный день к ней в колыбель погреться не забралась кошка, которая свернулась калачиком и заснула, прижимаясь к девочке. Эллен, придя к дочери, увидела, что та вся в крови. Ее паника улеглась, когда она поняла, что девочка цела и невредима. Оказалось, что малышка убила кошку, разодрала ее и съела все косточки, не тронув ни шкурку, ни мясо, ни сухожилия. Сообразив, что нужно дочери, Эллен стала кормить ее каракатицами и панцирями, из дома не выходила и отваживала любопытных гостей. Мало кто видел ее ребенка. К тем немногим принадлежал священник (он ушел так же быстро, как и пришел, ибо мать Шибел, как говорили, не раскаялась в грехе, которого она не совершала). Слухи об Эллен и ее дочери быстро распространялись и в конце концов достигли Полгейта, баронета и доктора.