Ханс Русенфельдт - Немая девочка

Он ощущал только облегчение от того, что больше не нужно прорываться через запертую дверь на третьем этаже. Не нужно забирать еще чьи-то жизни.

Не нужно забирать жизни других.

Он сунул руку под плащ и отстегнул ружье.

Выстрел, эхом разнесшийся по отделанной камнем лестничной клетке, действительно привлек ко всем дверным глазка́м любопытные глаза.

Мария захотела, чтобы они приняли участие в поминальном собрании в Турсбю, и Себастиан в минуту слабости предложил купить Николь платье. Он отправился в единственный знакомый ему универмаг – в «НК» на Хамнгатан. Согласно указателю возле эскалатора, детская одежда находилась на четвертом этаже. День еще только начинался, посетителей было пока довольно мало, и огромный универмаг казался пустым.

Сначала Мария хотела пойти вместе с ним, но Николь, вроде бы, по-прежнему пребывала под впечатлением событий на лестнице, и они решили, что поминальное собрание и так станет для нее достаточно большим испытанием. Хотя вообще казалось, что Николь с каждым днем чувствует себя все лучше, правда, к ней по-прежнему не вернулась способность говорить, что его радовало и пугало одновременно. Поначалу Себастиан попытался отговорить их от посещения поминального собрания, но Пийе Флудин удалось убедить Марию в том, что это – возможность коллективно справиться с горем. Пийя рассказала, что мероприятие пройдет достойно и тихо, с тысячами зажженных свечей, а вести его будут епископ из Карлстада и она сама.

Пийя так ловко приводила аргументы в пользу их присутствия, что Себастиан понял, почему социал-демократическая партия считает ее просто кладом. Она проявляла свойственные немногим заинтересованность и упорство, использовала индивидуальный подход, и при этом точно знала, когда следует отступить и перейти к мягким, эмоциональным аргументам. Он наверняка смог бы побороться с ней, но не стал, хотя и чувствовал, что тишина и покой принесли бы Николь больше пользы. Для приложения сил у него имелись более важные вещи, чем какое-то псевдомероприятие в Вермланде.

Он начал волноваться по поводу того, что будет дальше.

Франк Хеден мертв. Теперь, когда им с Николь больше ничто не угрожает и дело раскрыто, Мария могла в любой момент решить переехать домой. Как долго он еще сможет утверждать, что ее дочь нуждается в нем из чисто терапевтических соображений? Что произойдет, когда Николь понадобится вернуться к нормальной жизни? Когда ей потребуется вернуться в школу. Когда она заговорит. Что произойдет тогда? Одна мысль о квартире без Марии и Николь казалась ужасной.

Ванья в своих утверждениях была и права, и нет. Он не играет в семью, отнюдь: эти двое в его квартире являются его семьей. Они за короткое время срослись. Мария делится с ним всем, что касается ее жизни и жизни дочери.

Правильно или нет. Глупо или совершенно нормально.

Эмоционально они – его семья. Это правда.

Франк совершал все ради сына. Все жуткие поступки, убийства, в несколько странной попытке защитить и обеспечить того, кого он любил. Каким бы неправильным это ни было, Себастиан в каком-то смысле понимал его мотив и движущую силу.

Человек способен на многое ради того, кого любит.

На очень многое.

Он даже избегал попыток соблазнить Марию. Несколько раз он был близок к тому, чтобы взяться за старое, и она сама в последние дни начала сближаться с ним, но он сдерживался. Не то чтобы ему не хотелось переспать с ней, напротив, но он вбил себе в голову, что секс сможет разрушить то, что у них еще только создавалось. Что секс каким-то образом приведет к тому, что она не поверит в то, что ему хочется, чтобы у них получилось всерьез и надолго.

Когда он уходил за покупками, Мария поцеловала его в щеку.

Николь обняла его.

Правда, иногда он все-таки боролся с мыслью, что все, чем он занимается, лишь фантазия. Игра, как намекала Ванья. Суррогат Сабины. Он чувствовал, что дело обстоит иначе. Чувства не могут так лгать. Но ему требуется продолжить меняться. Нельзя только брать то, что ему хочется, как он привык. Необходимо еще и отдавать. Нужно существовать для кого-то другого, кроме самого себя.

Стать хорошим человеком.

Николь и Мария делали его лучше.

Он бессистемно искал среди детской одежды. Видел много дизайнерских платьев разных брендов, большинство из них казались слишком надуманными и сложными, и прошло некоторое время, прежде чем он заметил его – простое черное платье с белыми кружевами. Оно висело на манекене в дальнем углу. Николь оно подойдет идеально. Он начал искать размеры. Мария сказала, 146. Он почувствовал, что ему это нравится – покупать одежду для девочки. Было что-то в том, чтобы держать платье и пытаться представить, как оно будет на ней выглядеть. Он мог без труда вообразить, что это одна из тех банальных вещей, которые делают для своих детей папы.

Он расплатился и спустился вниз по эскалатору. Ему следовало торопиться домой. Скоро должна была приехать Пийя, чтобы забрать их. Она все равно собиралась в Стокгольм, к социал-демократам, по какому-то делу, и предложила подвезти их до Турсбю.

Он размышлял, не поделиться ли с остальными членами команды своими планами поехать на поминальное собрание в качестве части семьи, но быстро отбросил эту мысль. Никто из них не поймет. Когда-нибудь, когда они осознают, что Мария и Николь действительно важная часть его жизни, – возможно, но до наступления этого дня еще пройдет какое-то время. Ничего страшного. Ему все равно глубоко плевать на то, что подумают остальные.

Так было всегда.

И всегда будет.

Это его поездка, не чья-нибудь, и он намерен наслаждаться ею. Целиком и полностью.

Он решил сделать Марии сюрприз, купив ей изысканное украшение. Что-нибудь чуть слишком дорогое, скажем, фирмы Георга Йенсена. Чтобы подчеркнуть ее особое место в его жизни.

В последний раз он покупал подарок женщине давно. Он не мог даже вспомнить, когда, но, вероятно, много лет назад.

Скорее всего, для Лили.

Но теперь опять настала пора.

Ванья сидела за письменным столом и собирала материалы расследования. Большинству предстояло пойти в архив, но существовали кое-какие дублеты и заметки, которые можно было удалить. Перед ней уже лежал основательный материал, и это притом, что Билли и Торкель еще не отдали все свои части.

Последним поступил материал от Эрика Флудина, который только что прислал окончательный отчет об обыске у Франка Хедена, проведенном незадолго до того, как тот застрелился. Сына Франка уже определили на постоянное жительство в интернат, где он периодами находился временно, и управление социальной защиты изучало, следует ли перевести его в другое место. Родительский дом он, вероятно, больше не увидит. Ванья не могла не задуматься над тем, понимает ли Хампус, как далеко пошел его больной раком отец, чтобы создать ему приемлемое существование, как много жизней тот уничтожил, чтобы хорошо обеспечить сына после своего ухода. Она надеялась, что в силу своей инвалидности он не будет ощущать вину, с которой ему, в противном случае, пришлось бы прожить остаток жизни. Отчет полиции Турсбю был написан хорошо, похоже, Эрик и Фабиан тщательно обыскали дом и прилегающую территорию. В канаве, неподалеку от дома, они нашли обгоревшие остатки ботинка фирмы «Гранинге». Части подошвы сохранились, и Фабиан смог подтвердить, что она была сорок четвертого размера. Анализ пользования интернетом в компьютере Франка показал, что тот внимательно следил за расследованием, уделяя этому много времени, а после убийства Карлстенов сидел в интернете почти по четыре часа в день. Он действовал аккуратно. Хладнокровный преступник, постоянно читавший об их ходах и ловко использовавший общедоступную информацию. Не встреться она со Стефаном Андреном, сегодня Николь, вероятно, была бы уже мертва. Скорее всего, Себастиан и Мария тоже. Счет шел на минуты.