Григорий Жуков - Клятвоотступники

— А что я должен был, по-вашему, делать, когда ко мне приходит мой начальник и бросает на стол заявление о приеме на работу. Вы поступили бы точно так же, Петр Федорович, — с обидой произнес директор НПО.

— Не знаю, не знаю, Юрий Хачатурович. Но, скорее всего, я бы отказал, сославшись на закон.

— Вам просто говорить, но поймите, что я иначе поступить не мог. Как хотите, так и расценивайте мой поступок, — заметил Карапетян.

— Не обижайтесь на резкость моих слов, Юрий Хачатурович, может, я и не прав. Позвоните, пожалуйста, Пономаренко и дайте команду о выдаче документов, касающихся работы Позуба в его институте.

В это время зашла секретарша и принесла кофе. Карапетян позвонил Пономаренко и сообщил последнему, что к нему приедет сотрудник управления уголовного розыска Санев, которому он должен передать документы в отношении Позуба. Они выпили кофе и тепло распрощались друг с другом.

В институте Санев изъял финансовые ведомости на выплату заработной платы Позубу, его заявление о приеме на работу и допросил сотрудников отдела. Свидетели подтвердили, что заместитель министра у них в отделе не бывал и они его практически не знают.

Петр Федорович возвратился в МВД поздно вечером, но Котов еще был на месте. Доложив результат своей поездки в НПО, он предложил допросить Позуба в начале рабочего дня и решить вопрос о его задержании. Вольдемар Александрович согласился, но заметил:

— Позвони Гарию Христофоровичу и договорись о совместной работе на завтра. Допрашивать Позуба должен он.

— Есть, Вольдемар Александрович.

Возвратившись в свой кабинет, Санев позвонил Давидюку, подробно изложил, что им сделано, и договорился о встрече утром.

Как обычно, в восемь часов утра Петр Федорович поднимался на третий этаж к себе в кабинет. В узком коридоре находился Давидюк, нетерпеливо поджидающий своего коллегу.

— Спишь много, начальник, а работа не ждет, — здороваясь и улыбаясь, сказал Давидюк.

— А отсюда сутками не выходи и всегда работа будет, — открывая дверь кабинета, отозвался Санев. — Не терпится посмотреть на документы? — спросил он, приглашая Давидюка сесть к столу.

— Да, необходимо подготовиться к допросу, поэтому хочу побыстрее их изучить. Я вечером сделал выписку из уголовного дела всех прегрешений Позуба, которых для простого смертного хватило бы с избытком, чтобы прочно сесть за решетку. Нас смущает и сдерживает его должность и наше пресловутое — как бы чего не вышло. Нет, сегодня я его помещу в ИВС, какие бы доводы мне в противовес ни приводили, — уверенно произнес Гарий Христофорович.

— Я такого же мнения, — поддержал его Санев, доставая из сейфа изъятые документы и протоколы допросов. — Этот довесок — неоспоримый документ, против которого возразить трудно.

— Спасибо, Петр Федорович, — принимая папку, поблагодарил Давидюк, — я просмотрю материалы, а ты доставь Позуба для допроса. Проведем мы это мероприятие в кабинете Рыкова. Все же как-никак, а заместитель министра.

— Сделаю, Гарий Христофорович, только поставлю Котова в известность о наших намерениях. Ты оставайся в кабинете и работай, а я пошел.

Примерно через полтора часа Давидюк в кабинете Рыкова приступил к допросу Позуба. Тот небрежно развалился на стуле, закинув ногу на ногу, с презрительной миной на лице отвечал на поставленные вопросы. Темный костюм, белая рубашка, галстук красного цвета особенно подчеркивали его вальяжность.

— Григорий Васильевич, Хохлов и Ляховец чистосердечно и добровольно рассказали о том, что в течение последних трех лет систематически доставляли вам марочные сорта коньяка в качестве взятки. Подтверждаете ли вы эти показания? — буднично спрашивал Давидюк.

— Я категорически отрицаю этот поклеп, направленный на подрыв моего авторитета как заместителя министра. Хохлов — вор, а вы, вижу, больше верите ему, а не мне. Он умышленно, со злобы, порочит руководящий состав министерства, — стараясь быть спокойным, отвечал Позуб.

— Я следователь, и главное в моей деятельности — исполнение закона, что обязывает меня быть предельно объективным. Но возвратимся к нашим вопросам. Вы категорически отрицаете изобличающие факты, изложенные Хохловым и его водителем?

— Да, отрицаю.

— Тогда перейдем к конкретике. В апреле прошлого года водитель Хохлова Ляховец по указанию своего шефа привозил ящик коньяка «Букурии», который вручил вам лично. Этот факт подтверждает Хохлов. Что вы скажете по этому поводу?

— Я категорически заявляю: это наглая ложь! — запальчиво ответил Позуб.

— В феврале прошлого года в вашем кабинете Хохлов вручил вам пакет с шестью бутылками коньяка «Лучезарный», шестого марта — шесть бутылок коньяка «Кишинэу», в мае — восемнадцать бутылок коньяка «Праздничный» и так далее, и так далее. Все перечислять не буду, но по каждому факту мы с вами будем подробно разбираться. Доказательства отработаны, и они подтверждаются документально, а также свидетелями. Хочу услышать ваш ответ, Григорий Васильевич, по этому поводу.

— Это бред сивой кобылы. Занимая такую должность, я не нуждаюсь в каких-то подачках. Еще раз заявляю, что меня оговаривают по злобе. Показания Хохлова и его шофера я категорически отрицаю, и не старайтесь мне вменить бездоказательные факты, — Позуб говорил громко и озлобленно.

— Ну хорошо. Давайте вопросы с коньяком пока оставим и возвратимся к ним немного позже, но как вы объясните ваше устройство заведующим отдела в институт НПО «Словени» и получение денег, если не работали в этой должности? — Давидюк внимательно посмотрел на Позуба, ожидая ответа.

Тот молчал, мучительно подыскивая слова, которые бы впоследствии не сыграли против него. Чувствовалось, что заданный вопрос для него не был неожиданным. Наконец он поднял голову, глубоко вздохнул и спокойно ответил:

— Да, мною допущена единственная глупость, о которой сейчас сожалею. Я готовил кандидатскую диссертацию, и некоторые вопросы необходимо было проверить на практике. В связи с этим мне министр разрешил работу по совместительству. Моя ошибка состоит в том, что я получал деньги, но вчера после обеда они возвращены институту. Вот квитанция.

Давидюк принял кассовый документ, внимательно его осмотрел и положил в дело.

— Мы приобщим ее к материалам уголовного дела, — заявил он, — однако добровольное возмещение нанесенного ущерба государству не освобождает от ответственности, а только смягчает вину лица, совершившего преступление.

— Вы заявляете, что я преступник, товарищ Давидюк. Такого оскорбления я не могу оставить без внимания и вынужден буду жаловаться в соответствующие инстанции.

— Я трактовал статью закона, гражданин Позуб, а не имел в виду конкретно вас. Вам народный суд скажет, кто вы есть на самом деле, и назовет все своими именами. А жаловаться? Ну что ж, жалуйтесь. Это ваше право. У меня к вам последний вопрос. Совершались ли вами, Григорий Васильевич, другие противоправные действия, не известные следствию? Я жду вашего ответа.