Клаус-Петер Вольф - Ярость [litres]

– Но Анна Катрина попыталась бы с нами связаться, – сказала Сильвия Хоппе, ломая руки. – Если она в нормальной больнице, то может все объяснить, поговорить с персоналом, и…

– Да, – задумчиво сказал Веллер, – но поскольку от нее нет никаких новостей, мы и начали беспокоиться. Может, ее держат где-то насильно и считают, что Анна Катрина действительно не в себе. У них есть заключение, и звучит оно действительно совершенно безумно – она считает, что государство выпустило на свободу убийцу ее отца. Ку-ку? Некоторые вещи настолько ненормальны, что любой, кто говорит о них, сам выглядит психом.

– Это мир сошел с ума, – заявила Моника Таппер, – а вовсе не наша подруга Анна Катрина.

Веллер бросил на нее благодарный взгляд.

Петер Грендель сжал руку в кулак. Ему с трудом удавалось усидеть на полу. Он хотел наконец что-нибудь предпринять.

– Думаю, для начала нам нужно разобраться с этим Лемпински.

– Я его уже достаточно напугал, – сказал Веллер.

Хольгер Блём предложил:

– Я бы метил повыше. Франк, если тебе препятствовала старший полицейский советник Дикманн, значит, задание пришло откуда-то сверху. Возможно, госпожа Дикманн сама не знает, какая роль отведена ей в этой игре.

У Марион Вольтерс вырвалось:

– У этой стервы-карьеристки мысли лишь об одном: как угодить начальству. Остфризия для нее – перевалочный пункт, не больше. Она хочет прорваться в Ганновер, в министерство внутренних дел.

– Думаю, именно там и зарыта собака, – сказал Веллер.

На протяжении всего разговора Веллер четко ощущал, что ему верят далеко не все присутствующие. У него в рукаве был последний козырь, но он не хотел его разыгрывать. Уббо Гейде в конце концов подтвердил подозрения Анны Катрины. Но Веллер намеренно не упоминал его имени. Анна Катрина сделала бы то же самое, заботясь об Уббо.

Веллера одолевали смутные опасения, что даже упоминание имени Уббо Гейде может поставить его под угрозу. Однажды, думал Веллер, обо всем этом узнает суд, и тогда показания Уббо очень пригодятся. А пока впутывать Уббо он не хотел.

Руперт рыгнул, но в пылу оживленной дискуссии никто не обратил на это внимания. Тогда он встал, переступил с ноги на ногу и задумался. Как бы поступил Хамфри Богарт? Выкурил бы несколько сигарет и кокнул нескольких человек. Брюс Уиллис разорвал бы рубашку и тоже кокнул нескольких человек. Шварценеггер отправил бы на металлолом несколько машин, а потом – кокнул нескольких человек.

Эти варианты показались ему бесполезными и недостойными предложения, и он просто сказал:

– Если они держат Анну Катрину в психиатрической лечебнице и отрицают, что она там – или, возможно, даже не знают, что она гостит у них, – тогда я предлагаю просто вывернуть эту лавочку наизнанку.

У Беннинги заурчало в животе, и ему стало стыдно.

– Точно! Мы всегда так делаем в свободное время. Это, можно сказать, мое хобби.

– Мы не можем провести обыск в больнице без официального разрешения, – предупредила Сильвия Хоппе.

– Неа, не можем. Но мы можем отправиться туда на поиски пропавшей без вести, – заметил Беннинга.

– Отличный план, – одобрил Шрадер.

– Первым делом я начал поиски обычным способом, – сказал Веллер, – электронной почтой отправил фотографию Анны Катрины по всем возможным адресам с вопросом, нет ли у них этого человека…

Он не стал продолжать предложение, а лишь пожал плечами.

Шрадер предложил:

– Тогда, господа и дамы, давайте нанесем им дружеский визит.

Веллер сомневался.

– Мы не справимся. Нас слишком мало, плюс этим могут заниматься только коллеги, – он показал на Петера Гренделя. – Вряд ли он, как каменщик, может заявиться в психиатрию и…

– К тому же вдруг ее держат где-то в совсем другом месте? – предположил Петер Грендель.

Моника Таппер почти плакала.

– Сидеть здесь сложа руки – просто невыносимо! Я прямо чувствую, что ей плохо. Слышу ее крики о помощи. Мы нужны ей!

Окрыленный и полный уверенности в себе, Гроссманн вернулся в свой дом в Норддайхе, на улице Фледервег. Он получит от них все, что потребовал. Без сомнений.

Деньги никакой роли не играют. Они все равно получают их от налогоплательщиков. Он мог попросить в десять раз больше. Дело не в деньгах.

Он хотел получить головы Серкана Шмидтли, Анны Катрины Клаазен и Франка Веллера.

И он их получит – все три, на блюдечке с голубой каемочкой, как только усилится напряжение. Когда где-нибудь из водопроводного крана потечет отравленная вода и появятся первые жертвы, все преграды будут устранены.

Анна Катрина Клаазен, Франк Веллер и Серкан Шмидтли – лишь надоедливые кровососы на коже, и их прихлопнут, даже не раздумывая.

Время было на его стороне, и если он чему-то и научился, выживая в диких дебрях, называемых сегодня цивилизацией, так это правилу: побеждает тот, на чьей стороне время. Тот, кто ведет борьбу против бегущего времени, обречен на поражение, потому что время нельзя подкупить. Нельзя продать. Оно безжалостно идет вперед.

Он улыбнулся.

У остальных время истекает. У него – нет.

Он победит и получит в награду спокойную, уютную жизнь с Ингой.

Гроссманн искал сухое вино. Он колебался между легким итальянским и насыщенным испанским. Открыл итальянское и устроился в удобном кресле с бокалом в руке.

Он разглядывал плоский экран и наслаждался возможностью посидеть в покое, не включая телевизор.

Шумел ветер. В саду кричали чайки. А болтунам и пустомелям со всех каналов сегодня придется помолчать.

Неожиданно Гроссманн передумал. Терпкое испанское вино куда лучше подходит под настроение. Он достал бутылку и еще один бокал.

Итальянское он допивать не стал. Поставил бокал на стол, словно из него уже пила Инга.

Потом стал слушать через маленькие, но очень качественные наушники Боба Дилана. Гроссманн закрыл глаза. Музыка звучала куда лучше, чем на живом концерте.

Он вспомнил, как они познакомились с Ингой. Удивительное совпадение, ухмыльнулся он. Судьба явно благоволила ему.

Все вдруг стало таким реальным. Защитный костюм совершенно доконал Юстуса. Он весь взмок еще во время примерки. Окошко противогаза запотело. Ему не хватало воздуха, и он начал задыхаться, еще сильнее усложнив положение.

Нееле купила две разные защитные маски. Белая, с клапаном для дыхания, закрывала только нос и рот. Она выглядела дешево и не слишком надежно. В описании она называлась «фильтром от мелкой пыли».

Конечно, Юстус предпочел бы черную сплошную маску. Она использовалась в качестве защиты не только при автомобильной лакировке, но могла выдерживать и более тяжелые атаки на дыхательные пути.

Одно но: Юстус не мог ее носить.