Клаус-Петер Вольф - Ярость [litres]

У нее под ногами оказался стол. Она встала на него, спрыгнула и принялась искать выключатель.

Сильвия окончательно убедилась, что Анна Катрина убежала отсюда. Она пододвинула стол, а потом разбила окно.

Сильвия услышала шаги и спряталась возле шкафа. Там стояли в основном папки с документами, но вообще внизу пахло как в прачечной или в гладильной.

Сильвия Хоппе осторожно приоткрыла дверь и выглянула через щель в коридор. Ей показалось, что кто-то, согнувшись, несет человека. В ее воображении сразу возникла Анна Катрина, которую тащат куда-то прочь без сознания.

Она рванула дверь и заорала:

– Стоять! Остановитесь! Не двигаться! Полиция!

Прачка-турчанка бросила корзину с бельем и подняла руки вверх. У нее были чудесные черные как смоль волосы с синим отливом и глубоко посаженные, темно-карие умные глаза.

Сильвия Хоппе поняла свою ошибку, но кое-что оказалось гораздо важнее. Одежда из корзины повалилась на пол, и прямо перед ней упали белые хлопковые трусы с ярлыком « Анна Катрина Клаазен».

Сильвия схватила трусы и бросилась мимо изумленной турецкой работницы к лестнице.

Сильвия Хоппе ворвалась в коридор с громкими криками:

– Вы где? Веллер?! Руперт?! Все сходится! Она здесь! Только посмотрите! Тут даже ярлык с ее именем!

Руперт посмотрел на большие белые трусы, ухмыльнулся и спросил Веллера:

– Анна Катрина носит такие? Никогда бы не подумал.

– Нет, – ответил Веллер, – не носит.

Он выхватил трусы и засунул в карман, словно пытаясь защитить интимную жизнь Анны Катрины. А потом пристально посмотрел на доктора Шнеебергера.

Шнеебергер простонал:

– Ну хорошо. Пойдемте в мой кабинет.

По дороге в Дангаст погода была пасмурной и угрюмой. Во время поездки Инга чувствовала себя прекрасно и выбивала пальцами по рулю ритм песни. Хотя названия ее вспомнить не могла. Это была детская песенка, одна из тех, что иногда пела для нее мама.

В ней словно уживалось два человека. Инга, которая вела машину, следила за тем, чтобы не превышать скорость и соблюдать правила дорожного движения. А другая Инга не обращала ни малейшего внимания на вождение, вновь и вновь переживая события последних часов, наслаждаясь ударом, нанесенным Гроссманну по ногам. Стук его головы по ступеням звучал для нее как барабаны в любимой песне.

Она представляла, как убьет его наконец, освободится и сможет исчезнуть. Призраки прошлого должны умереть, чтобы она могла жить дальше.

Вообще-то, она планировала перевезти его ночью, в темноте. Но в какой-то момент поняла, что больше ждать не может. Ни минуты.

Ее одолел волчий голод. Она остановилась в Фареле, у ресторана «Лебенсарт». Ей повезло, на парковке перед зданием были места. Ей понравилась мысль о том, что он будет лежать в багажнике собственного «БМВ» и ждать ее возвращения, пока она спокойно наслаждается едой.

Инга заказала фризскую сырную тарелку. Ей принесли приборы, но она предпочла есть сыр руками. Особенно ей понравился маринованный. Она даже заказала с ухмылкой бокал дайхвайна. Дайхвайн, дамбовое вино. Чего только не придумают.

– Видимо, – обратилась она к официанту, – виноград для дамбового вина растет прямо рядом с огромными плантациями остфризского чая.

Он улыбнулся:

– Конечно, где же еще?

У стойки стоял юноша ее возраста, с пронзительными голубыми глазами и печальным лицом человека, которого постигло глубокое разочарование, и искал с ней зрительный контакт.

Инга была не в настроении флиртовать, но незнакомец заказал себе жареную сосиску. Она понаблюдала, как ему принесли заказ – колбаску ровного коричневого цвета. Не выдержала и заказала такую же, хотя была уже сыта. Он подмигнул ей, словно между ними все было уже ясно.

Горчица оказалась острой и очень вкусной. У Инги на глазах выступили слезы. Она собрала остатки горчицы кусочком сыра «Гауда». Из ресторана она вышла с новыми силами и в прекрасном настроении.

Прежде чем сесть в «БМВ», Инга даже весело постучала по багажнику рукой и рассмеялась:

– Не спать, мой сладкий! Не спать!

Она припарковалась возле домика, но, несмотря на пасмурность и резкий ветер со стороны моря, на улице было еще слишком светло, чтобы незаметно доставать его из багажника. Вопреки своему обыкновению, Инга решила пробежаться вдоль моря. Хотя обычно она не бегала после еды. Возможно, пора начать воспринимать все менее серьезно и не всегда делать именно то, что следует.

Она надела «Найки», натянула на уши повязку и побежала вдоль берега. Инга хорошо помнила трехметровый гранитный фаллос на берегу, установленный художником по имени Экарт Гренцер. Скульптура совершенно не понравилась ее матери. Теперь она хотела посмотреть еще раз.

Пенис, который теперь в одиночку противостоял ненастьям, показался Инге совершенно непрезентабельным, и она рассмеялась во весь голос.

Что с нами произошло, думала она. И почему людей впечатляют подобные поделки…

Она знала, что в конце пути есть маленькое кафе, и помнила, что там подают чудесное какао. Инга решила выпить порцию. Но не в теплом помещении, а снаружи, чтобы чувствовать ветер и море.

В кабинете доктор Шнеебергер снова обрел уверенность в себе. Он размашисто жестикулировал и, казалось, не сомневался в собственной неприкосновенности. Мелкий король в своем королевстве.

– Совершенно не понимаю, зачем поднимать такой шум. Да, Анна Катрина Клаазен была у нас. Она явилась сюда по своей воле и также добровольно ушла.

Словно в доказательство он положил на стол ее документы. Веллер хотел просмотреть бумаги, но Шнеебергер не позволил.

– В нашей стране действует не только защита данных, но и защита пациентов. Отношения пациента и врача основываются на глубоком доверии. Посторонним там не место, как в исповедальне, когда католику отпускают грехи. Лишь в случае особо тяжкого преступления…

– Речь как раз об особо тяжком преступлении, – перебил его Веллер и снова попытался забрать бумаги.

Шнеебергер и Веллер принялись перехватывать друг у друга документы, напомнив Руперту дерущихся из-за крабового мяса чаек на побережье в Норддайхе.

Веллер обратился к Хорсту Тарту:

– Допустим, это правда, моя жена действительно пришла и ушла отсюда добровольно. Но тогда почему, черт подери, ни я, ни ее друзья не знаем, где она находится? Она не подходит к телефону. Мы даже не можем определить его местонахождение.

Хорст Тарту поднял брови и жестом предложил доктору Шнеебергеру ответить. Тот не заставил себя ждать:

– Иногда, если в жизни у человека наступает кризис, ему важно заморозить все контакты и разобраться с внутренним миром. И он подыскивает клинику вроде нашей. Как думаете, сколько у нас уединяется знаменитостей? Об этом же не пишут в газетах! Личное дело вашей жены переполнено тяжелыми должностными преступлениями. Вам это известно лучше меня, господин Веллер. И все указывает на то, что у нее серьезные психологические проблемы. Так пожалуйста, дайте же ей шанс!