Владимир Турунтаев - Имитация

Кабинет у Орлинкова был просторный, на два широких окна. По правую руку, ближе к задней стене и торцом к окну, стоял письменный стол с удобным вращающимся креслом. На столе — компьютер, на тумбочке — два телефонных аппарата. Широкие, пухлые, словно надутые воздухом кресла и низкий столик между ними были приставлены к письменному столу спереди. У стены слева стоял такой же пухлый как и кресла диван, и рядом с ним книжный шкаф до потолка. На свободном пространстве стен были развешены деревянные доски с художественной резьбой — пейзажами, портретами, жанровыми сценками.

Орлинков радушным жестом указал Филиппу на одно из гостевых кресел. Филиппу сперва показалось, что он погрузился в пуховую перину, а немного погодя возникла иллюзия полной невесомости. Между тем хозяин прошел к книжному шкафу и извлек из находящегося в нем бара неполную бутылку коньяка и два стопарика.

— Вместо валерьянки, — оговорился он, поставив бутылку и стопарики на столик, и уселся напротив Филиппа. — Слушаю вас внимательно.

Опер высказал свои соображения относительно характера и перспектив раскрытия преступления, Орлинков наполнил стопарики и предложил выпить за благополучное выздоровление Ионина.

— У Миши тесть нейрохирург, он уже подключился. Будем надеяться, сделают все возможное. Ну, дай Бог, чтоб обошлось! — Орлинков сокрушенно помотал головой. — Время сейчас горячее, готовимся к пуску нового цеха, устанавливаем сложнейшее оборудование, внедряем современные технологии. Миша влез в это дело по самую макушку, дневал и ночевал на заводе… Не знаю, как теперь будем без него, мы ведь с ним… Словно кто-то специально караулил момент. Но вы говорите, что это обычный уличный грабеж?

— Пока трудно что-то утверждать наверняка, — сказал Филипп. — . Еще не все жильцы дома опрошены, завтра продолжим эту работу. Возможно, при свете дня найдем еще какие-то улики. Потерпевший придет в сознание — с ним поработаем. Нападавшие знали про получку — не исключено, что кто-то из них работает на вашем заводе.

— Почему-то выбрали именно Ионина, — сказал Орлинков. — И момент подгадали, как раз перед пуском цеха, ни раньше, ни позже.

— У него на заводе есть недоброжелатели?

Орлинков усмехнулся.

— Как без них? Но поди их распознай, они же не вешают на грудь таблички со словами: «Ионин и Орлинков — мои заклятые враги». Разумеется, есть люди, которым не нравится то, что происходит на заводе, и они этого не скрывают.

— А что происходит? — спросил Филипп.

— Завод имеет хоть небольшую, но прибыль, а рабочие аккуратно, без задержек, получают зарплату, причем по нашим временам весьма приличную.

— Это известно, — сказал Филипп. — И кому же такое не по душе?

— Указывать на конкретных лиц — значит, их обвинять. Но у меня нет доказательств. Только предположения.

— От этих людей исходит опасность? Вы ее чувствуете?

— Да.

— Опасность для вас лично?

— Что значит, для меня лично? Или лично для Ионина. Пострадал Ионин — пострадает и производство. У нас с Иониным много единомышленников, но есть и теневая оппозиция, которая вынашивает свои планы. Не так давно узнаю, что кто-то исподтишка начал скупать акции «Ориона». Причем, в неограниченных количествах и по хорошей цене. Вы представляете, чем это может грозить? Скупают у наших же работников. Ведь при акционировании каждый, включая пенсионеров, получил по десять акций… Дивиденды не выплачивались, не было у нас таких возможностей, да люди особо не обижались, довольны были и тем, что хоть зарплату вовремя получали. Но представьте себя на месте владельца не приносящих вам ни копейки акций. Вы на меня, директора, не обижаетесь — напротив, искренне считаете меня хорошим директором. Но вот некто вам предложил за ваши бесполезные бумажки по двадцать пять долларов — вы что, не продадите? Десять акций — это двести пятьдесят долларов! Для пенсионера это сколько же месячных пенсий? Нет, я не в обиде на тех, кто решил продать акции, это их право. Однако нам пришлось принимать авральное решение… Вам не нравится коньяк?

Филипп виновато улыбнулся:

— Я на работе. Не обращайте внимания.

— Ну хорошо, а мне не помешает полечиться, — и Орлинков наполнил свой опустевший стопарик.

— Вам удалось выйти из положения? — спросил Филипп.

— Пришлось принимать авральное решение, — повторил Орлинков, держа в руке полный стопарик. — Мы объявили о том, что начиная с этого года по акциям будут выплачиваться дивиденды. Ну, разумеется, не по двадцать пять долларов, а лишь по десять, но люди-то в большинстве своем сообразили, что теперь им нет никакого расчета продавать акции. В итоге у скупщиков возникли проблемы.

— Где ж вы деньги взяли?

— Попросили у банка. Думаю, нынче уже вернем. А как пустим новый цех — тогда и без кредитов сможем обходиться.

— Полагаете, скупщики откажутся от своих планов?

— Поживем — увидим, — сказал Орлинков. — Будем держать ухо востро. Сейчас у меня голова болит за кадры. Много на заводе специалистов, которые по старой привычке лишь отсиживают на работе свое время, хотя талантов вокруг — пруд пруди. Тоже где-то отсиживают свои часы, а могли бы горы сворачивать, если создать им условия. Будем таких приглашать. Будем создавать условия. Зарплата — соответственно способностям и практической отдаче.

— Это ваши работы? — Филипп прошелся взглядом по доскам с резьбой, висевшим на стенах.

— Нет, куплены. Вот этот портрет приобрел на выставке, — Орлинков развернулся в кресле и указал пальцем на Паганини, игравшего на скрипке. — Потом познакомился с художником и стал выбирать, что нравилось, прямо у него дома… Хороший коньяк, вы напрасно.

Филипп сделал глоток.

— И правда.

Орлинков посмотрел ему в глаза:

— Вы сможете хотя бы приблизительно выяснить, что это было — уличный грабеж или целенаправленное покушение? — и тут же оговорился: — Я понимаю, чтобы преступников арестовать и привлечь к суду, потребуются улики, весомые доказательства, которых может не оказаться в нужном объеме, но ведь какая-то оперативная информация так или иначе попадет вам в руки…

— Будем надеяться, — сказал Филипп, прилагая усилие, чтобы выбраться из кресла, ему это удалось только со второй попытки… — Может, уже завтра что-то прояснится. Но до завтра дожить надо.

Однако ни дополнительный осмотр места происшествия, ни дополнительные опросы жильцов, ни подключение к делу тайных осведомителей ситуацию не прояснили. Ни завтра, ни через неделю, ни через месяц. На четырехгранном металлическом стержне, которым ударили Ионина, отпечатков пальцев не оказалось. По найденным окуркам установить в миллионном городе личности грабителей также было делом совершенно безнадежным.