Владимир Турунтаев - Имитация

— Раньше случалось такое? — спросил Валентин.

— Не знаю. Я была убеждена, что Андрюша не таскается по бабам. Во всяком случае, у меня не было поводов для подозрений….

— Ну, и ты, конечно…

— Нет, вот поверишь: ни словечка не сказала. Решила не расстраивать… О, Господи, надо было сказать! Если б даже это оказалось правдой, я бы никогда, никогда… Хотя не знаю… Ох, как худо мне было после этого звонка. И сегодня, пока мы с тобой разговаривали, я все время думала об этом. Думала, что, может, все-таки… А он рядом был!.. — она смотрела невидящими мокрыми глазами мимо Валентина. — Андрюша, ну зачем ты так?.. Почему не поговорил со мной? Ведь я бы никогда, никогда… — и вдруг поднялась. Молитвенно вскинув руки, слегка пошатываясь, направилась из гостиной опять в кабинет. Валентин последовал за нею.

В кабинете она распласталась на полу и ползком приблизилась к письменному столу. Безутешно рыдая, снова и снова повторяла:

— Ну, зачем, Андрюша, ну зачем ты это сделал?..

Валентин опустился рядом на колени и молча гладил ее по голове.

Из прихожей донесся требовательный звонок. Валентин пошел открывать. Прибыла дежурная следственно-оперативная бригада. Человек пять или шесть, если не больше. Кто в штатском, кто в форменных бушлатах.

Один из тех, кто был в штатском, уселся за письменный стол с торца и приготовился писать протокол. Другой натянул на руки резиновые перчатки и принялся осматривать-ощупывать труп, надиктовывая первому для протокола результаты осмотра: приблизительное время наступления смерти (между восемнадцатью и девятнадцатью часами), характер ранения (пулевое, сквозное), наличие следов борьбы (таковых не оказалось) и так далее.

Третий при помощи тряпицы подхватил с пола пистолет, опустил в полиэтиленовый пакет и, отправив в другой пакет платочек вместе с письмом «Дины», занялся исследованием отверстий в оконных стеклах. Двое соседей-понятых жались возле дверей.

Потом молоденький лейтенант отвел Иду для беседы в один угол, а «штатский», который писал протокол, представившийся дежурным следователем прокуратуры, пристроился с Валентином в другом углу. Проверив паспорт, трудовую книжку и железнодорожный билет Валентина, поинтересовался причинами, побудившими его оставить прежнее место работы и приехать в областной город. Затем задал несколько вопросов, касавшихся прошлой жизни покойного: не был ли тот склонен в студенческие годы к сексуальным излишествам, не покушался ли уже тогда на самоубийство или, может быть, высказывался в каком-нибудь таком духе. На все эти вопросы Валентин ответил отрицательно.

Немного погодя труп Андрея увезли в морг. Завершив свои дела, уехала милиция вместе со следователем прокуратуры. А вскоре квартира стала наполняться совершенно незнакомыми Валентину людьми. Окружив Иду плотным кольцом, они слушали ее прерываемый рыданиями рассказ, выражали соболезнования, строили предположения о причинах, побудивших Андрея застрелиться и не находили сколько-нибудь серьезных для этого причин.

Посчитав себя лишним, Валентин потихоньку оделся и, прихватив чемодан, не попрощавшись с Идой, покинул ее квартиру, решив переночевать в гостинице. А в мозгу лихорадочно прокручивалась мысль: не опоздай его поезд — Валентин застал бы Андрея живым и наверняка не случилось бы того, что случилось. И поезда нынче не так уж часто опаздывают, а вот надо же: именно в этот день, в эти часы. Дьявольщина какая-то!..

Эта мысль прокрутилась — тотчас выскочила другая, от которой Валентина пуще залихорадило. Ведь что получается? Допустим, Андрей пришел домой пораньше не только затем, чтобы встретиться и поговорить с ним, Валентином, о предстоящей работе. Наверняка воспользовался случаем, чтобы повидаться со своей Диной, будь она неладна. Но что бы там между ними ни произошло, он ведь знал, что вот-вот должен подъехать Валентин. И в это время стреляться!

«Да пропади все пропадом!» Других слов у него не находилось.

Утром уже весь завод знал о самоубийстве Орлинкова и что случилось это «из-за бабы». Охотников почесать языками как всегда оказалось с избытком, однако никто не злорадствовал. Если Андрея Орлинкова и осуждали, то не за распутство, а за то, что, решаясь из-за какой-то сикухи покончить с собой, не подумал о людях, которые работают на заводе: что с ними-то будет, если директором поставят какого-нибудь дуболома или прохиндея, а скорее всего так и случится…

Не осуждали его за распутство и потому, что никто его «бабы» в глаза не видел. Никто не знал ни имени ее, ни места прописки: из заводских она или откуда-то со стороны. Строились лишь предположения. Грешили, например, на директорскую секретаршу Лину, стройную, всегда одетую по последней моде блондиночку со стандартным кукольным лицом, на котором лучились спокойным холодным светом большие фиалковые глаза. Однако Лина при первом же известии о смерти шефа примчалась во вдовий дом и все дни и ночи, до самых похорон, безотлучно находилась возле безутешной вдовы, приняв на себя обязанности диспетчера и доверенного лица, и уж никак не годилась на роль роковой женщины.

Хотя на каждый роток не накинешь платок, нашлись и такие, кто примерил роль роковой женщины к самой Иде, причем в ход были пущены две версии, одна хлеще другой. По первой ослепленная ревностью жена коварно и хладнокровно расстреливает мужа, который на поверку, таким образом, оказывается вовсе даже и не самоубийцей. Возможно, питательной почвой для этой версии послужили ходившие некоторое время назад слухи о загородном «охотничьем домике» с сауной, построенном будто бы на заводские деньги, где будто бы кое-кто из заводской верхушки позволял себе резвиться в обществе прелестных русалок.

Однако эта версия, как бабочка-поденка, едва родившись на свет, тут же умерла, и тогда зашелестела крылышками другая, ее двойник: никакой «бабы» на стороне у Андрея не было, и вообще он о «бабах» не думал, а вот у его распутной супруги был любовник, у которого ни квартиры, ни гроша за душой, и потому они без зазрения совести устраивали свидания прямо в директорской квартире. Но сколько веревочке ни виться — конец будет, и однажды директору позвонили и доверительно поведали, что его жена вот в этот самый час в очередной раз принимает у себя дома любовника. И директор будто бы оставил все дела и помчался домой, увидел жену в объятиях любовника и…

Ну, что и как там у них было, этого в точности пока никто не знает, только любовник застрелил ревнивого мужа, и они, любовник с Ираидой, представили все лело так, будто Андрей Никитич Орлинков застрелился сам из-за какой-то своей «бабы». Будто бы так запутался, что не было у него другого выхода как только застрелиться…