Ларс Кеплер - Соглядатай

— Церковь проповедника…

— Как она называется? — Сердце забилось быстрее.

Рот Роки приоткрылся, но слышно было только, как он шлепнул губами. Эрик склонился ему через плечо и услышал замедленное дыхание, голос, исходящий откуда-то из глубин горла.

— Ш-шёлдинге, — глухо проговорил Роки.

— Церковь Шёлдинге, — повторил Эрик.

Роки кивнул, откинул голову назад, и его губы что-то беззвучно выговорили. Эрик и Йона быстро переглянулись. Они получили, что хотели. Теперь Эрику предстояло вывести Роки из глубокого транса, но он не удержался от еще одного вопроса:

— «Грязный проповедник» в церкви?

Роки сонно улыбнулся и поднял обмякшую руку, словно указывая на предметы у стены сарайчика.

— Ты видишь его? — нажал Эрик.

— В церкви, — прошептал Роки, и его голова снова поникла.

Йона, карауливший возле мутного от грязи окна, как будто занервничал. Видимо, на кладбище кто-то пришел.

— Расскажи, что ты видишь, — попросил Эрик.

Роки вздрогнул, и капля пота сорвалась с кончика его носа.

— Я вижу старого священника… Румяна поверх щетины на отвисших щеках… помада, и его глупая мина, недовольная и замкнутая…

— Продолжай.

— Ossa… ipsius in pace… [16] Кости… его в мире ( лат. ).

Роки зашептал что-то себе под нос, лицо перекосилось, он беспокойно заерзал на скрипучем стуле. Клочки зеленой обивки полетели на мезонитовый пол. Йона отступил назад и молча вытащил пистолет.

— Ты знаешь, как его зовут, — продолжил Эрик. — Скажи мне, как его зовут.

— Это гадкий старый священник… щуплые ручки, все в пятнах от проклятого джонка, которым он ширялся годами, — сказал Роки, и его голова перекатилась на бок. — Синяки расплылись под кожей, вены разъедены, но сейчас на нем белоснежный стихарь, никто ничего не видит, никто не понимает, что происходит… Возле него сестра и дочь, коллеги…

— А еще священники есть в церкви?

— Скамьи заполнены священниками, ряд за рядом, ряд за рядом…

Йона вполголоса призвал Эрика закончить гипноз, но Эрик опустил Роки еще глубже.

— Достигни места, где хранятся только истинные воспоминания… Я буду считать с десяти… и, когда дойду до нуля, ты окажешься в церкви Шёлдинге…

Роки поднялся. Голова его дернулась, глаза закатились, и он рухнул, опрокинув стул. Ударился о пол, упал затылком на мешки с перегноем, ноги конвульсивно задергались. Тело выгнулось дугой, словно Роки пытался сделать «мостик». Роба задралась, он гнусаво стонал от боли, губы расплылись, голова запрокинулась. Позвоночник похрустывал. Эрик кинулся к больному, убирая в сторону все предметы, до которых Роки мог бы случайно достать.

Роки с глухим стуком повернулся на бок, и в следующую секунду эпилептический припадок перешел в конвульсии. Эрик, стоя на коленях, обеими руками держал большую голову Роки, чтобы тот не поранился.

Ноги колотили по полу, голова тряслась, толстый живот дрожал от судорог.

— Эрик, — позвал Йона.

Роки снова перевернулся на спину и забил ногами так, что пятки застучали по полу. Йона прижал оружие к себе, глядя на Эрика ледяными серыми глазами.

— Тебе надо найти другое укрытие, — сказал он. — Я видел полицейских в лесу возле школы, им, наверное, кто-то дал наводку, иначе их здесь не было бы. Кинологов вызовут — а может, уже вызвали, — пригонят вертолеты.

Припадок Роки утихал. Священник все еще торопливо дышал, одна нога подергивалась.

Эрик осторожно перевалил его на бок. Роки, насквозь мокрый от пота, закрыл глаза и утомленно кашлянул.

— У тебя разыгрался эпилептический припадок во время гипноза, — объяснил Эрик.

— Господи, — вздохнул Роки.

— Эрик, тебе пора уходить. Заберись как можно дальше отсюда и спрячься, — снова сказал Йона.

Эрик торопливо напился воды, вытер рот, приоткрыл дверь, оглядел кладбище и выскользнул из сарая. Не оглядываясь, зашагал по дорожке между деревьями и могилками. Войдя в лес, прибавил шагу. Оказался на широкой тропинке, побежал.

Со стороны школы доносился собачий лай. Эрик сошел с тропинки и углубился в чащу. Он продирался сквозь еловые ветви, ободрал щеку и веко — кожу жгло. Пригнувшись, он шел под деревьями, сквозь паутину, шагал по растущим в тени блестящим грибам.

Он запыхался и был весь в поту. Земля резко пошла под уклон. Лай приближался, Эрик слышал, как полицейские выкрикивают команды собакам.

Определив направление, Эрик прижал руку к боку и побежал через лес, который скоро кончился. Осока и камыши заблестели между деревьями, Эрик успел почувствовать кислый запах болота и брожения, прежде чем одна нога утонула в сыром мхе. Вертолеты трещали где-то далеко, над верхушками деревьев.

Эрик торопливо пошел вперед, но почва проседала под ногами, вода поднималась до щиколоток, и он понял, что через болото не проберется. Он повернул было назад, но увяз, начал падать и схватился за ствол дерева. От земли поднималась сырость; прохладный, влажный мох, чавкнув, выпустил его ногу. Эрик ползком вернулся назад, колени теперь были холодными и мокрыми. Оказавшись наконец на твердой земле, он побежал.

Рядом сверкнула стрекоза; возле трухлявого бревна лежал белый череп косули.

Эрик перепрыгнул через канаву с глубокой бурой водой и черными листьями на дне и, не глядя по сторонам, снова углубился в лес. Ветки хрустели под ногами. Скоро он выдохся и перешел на быстрый шаг. Приходилось отводить сломанные сучья в сторону и прикрывать руками лоб, чтобы уберечь лицо от веток.

Полицейские с собаками приближались. Собаки лаяли глухо, как во время грозы.

Они взяли след, скоро они его догонят.

На Эрика накатило сильнейшее желание лечь пластом и просто сдаться. Подумать только — все закончится, он согреется, сосредоточится на происходящем, поразмыслит, кто устроил ему все это.

Пойду и сдамся, подумал Эрик и остановился с тяжело колотящимся сердцем. В лесу негде спрятаться.

И тут он вспомнил, как Нестору прострелили грудную клетку.

Крики приближались, охотники окружали свою добычу.

Внутри у Эрика все оледенело.

Надо попытаться добраться до домов возле лыжного склона, обойти болото по широкой дуге и уйти подальше от леса.

Эрик снова побежал между стволами, сквозь заросли. Ветки хлестали по лицу, рукам и ногам.

Собаки возбужденно лаяли у него за спиной.

Он задыхался, горло саднило. Эрик понимал: если собак спустят с поводка, ему конец.

Сухие сосновые иголки ломались под ногами. Цветущий вереск задевал щиколотки. Начался подъем, от избытка молочной кислоты ноги сделались неповоротливыми, свинцовыми.

Скала, поросшая белым мхом и лишайником, возвышалась между деревьями.

Эрик принялся карабкаться вверх, оскальзываясь на мхе. Стал съезжать вниз, ободрал ладони, но удержался.