Александр Горский - Время смерти

— Иногда и жизнь можно начать заново, — тихо возразил Реваев, — хотя, конечно, молодым вновь, увы, не станешь.

Журбин поставил поднос с чашками на стол.

— Так что вас привело ко мне, господин полковник?

— «Господин полковник» — нечасто услышишь подобное обращение, — улыбнулся Реваев, усаживаясь за стол, — честное слово, приятно. Я понимаю, Игорь Иванович, вы не очень рады видеть сотрудников следственных органов после всего, что произошло за последнее время, но тем не менее я посчитал нужным приехать к вам. Я думаю, вы догадывались, некоторое время вас подозревали в причастности к ряду преступлений, связанных с вашим последним местом работы. Так вот, могу вам сообщить, что в настоящее время нами установлены лица, которые на самом деле организовали и осуществили эти преступления. Мы пока не совсем разобрались, но уже точно знаем, кто именно причастен к убийству Ольги Никитиной и вашего бывшего работодателя Белоусова.

— Удивили. — Рука Журбина дрогнула, и он чуть было не разлил кофе. — И кто же это?

— Мы имеем все основания предполагать, что оба убийства осуществил начальник службы безопасности Белоусова Гуревич, ну а организатором этих преступлений и еще кое-каких афер был господин Герасимов, которого вы тоже, очевидно, знаете.

— Ох, ничего себе! Пожрали, значит, пауки друг друга.

Было очевидно, что Журбин о погибших нисколько не сожалеет.

— Я знаю, к Никитиной вы симпатий не питали, но все же ее я бы пауком точно не назвал. — Реваев сделал небольшой глоток, кофе был еще слишком горячий. — Судя по всему, она стала догадываться о некоторых махинациях Герасимова и рассказала о своих подозрениях Гуревичу, не подозревая, что тот тоже в них замешан. После этого она была обречена.

— Возможно, вы правы, этого она не заслужила. — Журбин задумчиво смотрел на свое отражение в кофейной чашке, затем так же задумчиво начал размешивать сахар, стирая свое лицо с кофейной глади. — Интересно, что теперь с компанией будет? Баженов один вряд ли потянет.

Реваев переглянулся с Мясоедовым и вздохнул:

— Вы, судя по всему, не в курсе, хотя информация нигде и не афишировалась. Баженов умер. Прямо в следственном изоляторе. Не выдержало сердце.

Журбин угрюмо молчал, продолжая машинально водить ложечкой по кругу.

— Кстати, Баженов перед смертью написал письмо дочери, в котором выражает сожаление, что не заступился за вас перед Белоусовым.

Журбин наконец прекратил терзать уже остывший кофе и положил ложку на стол.

— Вы знали его дочь? — поинтересовался Реваев.

— Катю? Да, знал, мы с ней в школе учились вместе, даже, можно сказать, были увлечены друг другом. Ну а дальше все как у всех, жизнь развела. Я поступил в местный технологический, она — в столицу, в универ. После университета папа и вовсе ее за границу услал дальше учиться, он к тому времени уже хорошо взлетел, мог себе позволить.

— Если не ошибаюсь, она единственная наследница Баженова. Конечно, в свое время Белоусов очень сильно выдавил его из всех активов, и тем не менее у него есть небольшой пакет акций холдинга. Так что она будущая совладелица вместе с сыном Белоусова.

— К чему мне эта информация, господин полковник? — Журбин держал чашку обеими руками так, словно пытался об нее согреться.

— Вам же нужна работа, — Реваев внимательно смотрел на своего собеседника, — думаю, Екатерина могла бы посодействовать. В руководстве холдинга сейчас много вакансий.

— Работа? — неожиданно зло рассмеялся Журбин. — А зачем мне работа? Скажите, для чего мне нужна работа? Мне кажется, без нее мне гораздо лучше. Я реже вижу людей, это на меня благотворно влияет.

— Не думаю, что у вас есть большие накопления, — как ни в чем не бывало возразил Реваев, — деньги вам понадобятся. И вам самому, да и о Татьяне надо заботиться. Если вы заберете ее домой, то есть шанс, что ей станет лучше.

Журбин окаменел. Реваев видел, как губы его подрагивают, а руки сжимаются в кулаки.

— Вы смеете говорить о Татьяне? — хрипло спросил Игорь. — Как вы смеете говорить о Татьяне? Вы, ваша контора сделали ее такой. Она не узнает меня больше, понимаете, она никого не узнает. Целыми днями она стоит у окна и смотрит в одну и ту же точку. Знаете, что она там видит? Она видит там сына. Нашего неродившегося сына! Она назвала его Васей. Васенькой. Не хотела назвать, понимаете? Она так назвала его. Потому что она его видит, и если с кем и разговаривает, то только с ним.

Мясоедов отложил в сторону журнал и внимательно наблюдал за возбужденным Журбиным.

— Я разговаривал с главным врачом больницы, он считает, что вы не должны опускать руки.

— Я не должен? Это вы не должны лезть больше в нашу жизнь! — гневно выкрикнул Игорь. — Вам мало того, что вы наворотили? Вы говорите, что ловите преступников. Так вы лжете. У вас один ни в чем не виноватый человек потерял ребенка и сошел с ума, а другой и вовсе умер. Гуревичу надо было брать вас в партнеры, вы бы вместе всех перебили, кто вам мешает.

— Разговор зашел не туда, — вздохнул Мясоедов.

— Это вы оба зашли не туда, — процедил Журбин, — и если у вас вопросов больше нет, то давайте прощаться. Я ведь правильно понял, теперь меня никто ни в чем не подозревает? Вы все дела раскрыли. А коли так, то и говорить нам больше не о чем.

— Не все так просто, — вздохнул Реваев, — убийца Шнейдер так и не найден.

— А вы так уверены, что она была убита? Даже в местной газете писали о том, что она покончила с собой.

— Газеты, они такие, — усмехнулся Рева-ев, — они еще те фантазеры. Казалось бы, в наше время так много информации, так ведь нет, оказывается, не хватает. Поэтому часто за информацию выдают слухи. Скажите мне, кстати, как вы относитесь к Пикассо?

— К Пикассо? — удивился неожиданному повороту разговора Журбин. — Никак не отношусь. Я к живописи достаточно равнодушен. Особенно ко всякому авангардизму, или как там это у него называется.

— А жаль, мне кажется, у него есть неплохие работы, которые вам пришлись бы по вкусу. Я думаю, они и так вам нравятся, но вы просто из скромности об этом умалчиваете.

— И что же это за работы такие, интересно мне знать? — нервно спросил Журбин.

— Ну, например, «Девочка на шаре» — красивая вещь, правда?

— Возможно, — пожал плечами Журбин, — на любителя.

— А на мой взгляд, очень оригинально. И знаете, есть в ней какой-то смысл, в этой картине. На днях как раз была передача про Пикассо. Я смотрел, и знаете, о чем думал?

— Даже не представляю. — По лицу Журбина было видно, что ему вовсе не интересно узнать, что думает немолодой следователь о творчестве давно умершего художника.

— Я пытался понять, сколько она может так на этом шаре балансировать, — Журбин поднялся со стула, — наверное, достаточно долго, может быть, даже целый день. Как вы думаете?