Стефан Анхем - Жертва без лица. Девятая могила

– Малин… Малин! – Фабиан быстро опустился на колени и попытался привести ее в чувство. – Малин, ты меня слышишь? – Но никакой реакции не последовало.

– Что случилось? – спросил Ярмо.

– Не знаю. Она вдруг упала… – Он прервался, увидев, как под ней расплывается лужи крови. – Алле! Звоните в скорую!

Два полицейских из наряда прибежали из соседней комнаты.

– Какого черта вы медлите? Звоните немедленно! У нее же будет выкидыш! И Андерс… Мы должны позвонить Андерсу, ее мужу. – Фабиан выудил мобильный и постарался унять дрожь в пальцах, набирая ее домашний номер.

– Скорая едет, – сказал один из полицейских.

– Хорошо, – отозвался Фабиан, слушая гудки. – Отвечай же.

«Привет, вы дозвонились до семьи Ренберг. Сейчас мы не можем вам ответить, но оставьте сообщение после сигнала».

– Привет, это Фабиан Риск. Андерс, позвони мне, как только сможешь… – Его прервал резкий звук. Сначала он не понял, что это, хотя звук был громким и отчетливым. Наверное, его мозг уже был настолько перегружен, что был не в состоянии связать звук разбитого стекла с каким-либо конкретным действием. Он хотел наговорить на автоответчик и рассказать о том, что случилось, но не сумел сделать даже этого. Вскоре он поднялся и вышел в соседнюю комнату.

Комната была пуста. Пока он шел к разбитому окну, за его спиной двое полицейских спорили о том, кто отвечал за Кремпа. За окном вновь разыгралась непогода, и снежинки уже нападали на пол.

Последние дни он чувствовал это.

Но только сейчас до него дошло.

Теперь он знал наверняка.

Оссиан Кремп невиновен.

«Она заставляет меня двигать горы. Она заставляет меня совершать невозможное. Самое ужасное, но совершенно необходимое. Она заставляет меня делать все это. И еще чуть-чуть.

Любовь к тебе».

14 июня 1998 г.

«На самом деле, я не знаю, кто ты. Где ты. Существуешь ли ты еще. Но это письмо тебе. Тебе и только тебе.

Тогда я видел тебя каждый день. Это было год назад. По другую сторону блокпоста и забора с колючей проволокой. Ты обычно сидела там часами. Может быть, ты шла мимо или просто приходила посмотреть. Не знаю. В лагере ходили слухи о палестинских женщинах, которые тайно встречаются с израильскими солдатами, и, может быть, ты приходила ради меня. Во всяком случае, я стоял у шлагбаума и надеялся.

Я знал, что у женщин с гор Наблуса могут быть голубые глаза, но в первый раз я увидел их у тебя. Ты была красивей всех на свете. Сначала я сам этого не понял, но мое сердце забилось вдвое сильнее. Оно по-прежнему так бьется, словно отказывается понять, что слишком поздно. Что скоро все кончится.

Не могу перестать думать о том последнем вечере. Ты помнишь? Как начало смеркаться, и ты осталась дольше, чем обычно. Моя смена закончилась, и я подумал: теперь или никогда. Я шел вдоль ограждения и видел, как ты движешься мне навстречу. Был готов кричать от счастья.

Если бы я знал, что произойдет, я бы повернулся к тебе спиной. Закричал бы, что ты слишком близко подошла к границе, угрожал бы и заставил тебя отойти. Тогда бы я никогда не встал у забора и не позволил бы нам встретиться взглядами. Ты бы никогда не проделала весь путь и не приложила бы свои ладони к моим. Твои губы…

Скоро больше не смогу… Осталось не так много крови…

Сколько мы стояли там молча? Несколько минут или целый час? Я так много хотел сказать. Спросить. Но не решался. Даже узнать твое имя. Боялся все испортить. Смог только включить мое переносное радио. Ты помнишь? Передавали Этту Джеймс. Лучше нее все равно бы никто не сумел сказать. Я ущипнул себя за руку, чтобы убедиться, что это не сон. Так сильно, что у меня до сих пор след.

Не знаю, кто пришел и увел тебя. Поэтому ты больше никогда не показывалась? Твой отец или кто-то из твоей деревни. Жива ли ты вообще? Может быть, все это был лишь сон. Одно время я считал, что этого достаточно. След и память о тебе не давали сну умереть.

Но этого было недостаточно, и ночью я выбрался из барака и ушел из лагеря через дырку в заборе. Мог только надеяться на присутствие Бога, который укажет мне путь. Я заметил, что у тебя из-под пальто виднеется белая ткань. Подумал, что ты, может быть, работаешь медсестрой в больнице в Урифе в нескольких километрах оттуда.

Едва я успел скрыться в проулках, как громко завопили сирены, и голоса из мегафонов призвали всех проснуться. Я знал их, наши ночные стрессовые рейды, но никогда в таком не участвовал. До того дня.

Они подумали, что я один из вас, и я побежал. Куда глаза глядят и со всех ног. Слышал, как они подъезжают, чтобы унизить и сделать так, чтобы другим неповадно было. И тут рвануло. На меня обрушилась груда стекла, и уши мои заложило. Заблудился в белом облаке, от которого щипало в глазах и которое все росло.

Мне надо было сдаться уже тогда, смириться с тем, что это никогда не получится. Но я не мог расстаться с мыслью увидеть тебя и никогда больше не разлучаться. Я продолжал бежать, но споткнулся и упал.

Глаза так болели, словно кто-то воткнул в них иглы. Попытался встать, но ничего не вышло. Слышал, как они подходили все ближе в едком тумане. Узнал их голоса. Смех в их противогазах в предвкушении того, что скоро начнется потеха.

Попытался оказать сопротивление, но смог только позволить им взять меня за руки и поволочь по асфальту.

Как же я устал… Должен немного отдохнуть… Совсем немного… Не знаю, на сколько еще хватит моих сил. Так много осталось. И так мало сил…

Осколки стекла, которые впились в ладони и предплечья Оссиана Кремпа, говорили о том, что он разбил окно наручниками. Следы на снегу, выпавшем на строительные леса, – о том, как он выбрался через окно и прыгнул. Он упал с высоты пятнадцати метров. Верная смерть, если бы не контейнер, который стоял на месте падения и был полон всевозможного крупного мусора.

Но Кремп все равно мгновенно скончался. При падении он так сильно ударился затылком о борт контейнера, что все выше переносицы разбросало в радиусе нескольких метров. Может быть, не самое удовлетворительное окончание такого сложного расследования, заметил Эдельман, хотя сразу же добавил, что, вопреки всему, следствие окончено.

Для Фабиана смерть Оссиана Кремпа означала все что угодно, кроме окончания. По-прежнему было слишком много вопросов и неясностей и слишком мало ответов.

Конечно, с виду следствие вроде бы все время продвигалось вперед. Были сделаны новые находки, снимки и записи. Найденные улики положены в помеченные пакеты и внесены в реестр. Все работали в две смены и со всех сторон изучили каждую альтернативу. Была выявлена взаимосвязь и сделаны выводы.