Донато Карризи - Девушка в лабиринте [litres]

– Сестра Никла, можете подойти на минутку? – позвал кто-то от входа в палату.

Женщина повернулась к девушке, очень хорошенькой, которая принесла тазик с полотенцами. Бруно поразился, узнав, что перед ним монахиня.

– Сейчас иду, – откликнулась женщина и снова повернулась к Бруно. – Вам здесь не место, – произнесла она очень мягко. Потом неожиданно подняла руку и погладила его по небритой щеке.

Эта ласка ошеломила его. Каким-то таинственным образом он уверился: сестра знает, что ему осталось недолго, и хочет дать понять, что все хорошо, что не надо бояться.

– Вы неверующий, – вздохнула монахиня. – Жаль.

– Я усвоил, что мир лежит во зле, – сказал Дженко, решив, что дальше притворяться бесполезно. – Если Бог создал мир, значит и Он – зло. В сущности, достаточно посмотреть, как Он обходится со своими возлюбленными детьми. – Он обвел рукой переполненную палату.

Никла одарила ждущих помощи сочувственным взглядом.

– Я называю это место «гаванью» не потому, что здесь последний причал. В действительности их плавание еще не началось и место, куда они направляются, похоже на безбрежное теплое море.

Бруно подумал о Мэг Форман, ему показалось, что женщина читает в его сердце, как в открытой книге.

– Море, нарисованное рукой ребенка, – вымолвил он неожиданно для себя.

Никле уподобление понравилось:

– Но Бог и есть ребенок, разве вы не знали? Поэтому Он причиняет нам зло, не отдавая себе отчета.

На этот раз и Бруно улыбнулся, позавидовав такой крепкой вере.

Сестра вдруг посерьезнела.

– Человек, которого вы ищете, – в крайней комнате в конце коридора. – Указав направление, она взглянула на Бруно с беспокойством. – Будьте осторожней.

Дверь была приоткрыта. Дженко толкнул ее рукой. Несмотря на тесноту в «гавани», мужчина, распростертый на койке, один занимал целую комнату.

Слабые лучики света просачивались сквозь запертые ставни и бесцеремонно ложились на белую простыню, в которую, точно в саван, было завернуто истощенное тело больного. Виднелась только голова и костлявые руки.

Судя по смраду, сторож Уильям уже гнил заживо.

Глаза старика были закрыты, он дышал с трудом. Проснувшись, пытался сообразить, кто это явился негаданно-нежданно нарушить его покой.

– Привет, Банни, – проговорил Дженко.

Тот молча вгляделся в него, потом спросил:

– Ты кто?

Бруно извлек из-за пазухи бутылку виски:

– Ангел смерти.

После минутного колебания больной ухмыльнулся, показав пожелтевшие зубы.

– Давай проходи, – пригласил он, махнув иссохшей рукой.

Бруно взял единственный стул, стоявший у стены, и придвинул его к койке.

– Не возражаешь, если мы немного поболтаем? – осведомился он, садясь.

– Ничуть, – прохрипел старик, потом закашлялся и сплюнул мокроту. – Ты из полиции?

– Не совсем, но у меня есть к тебе несколько вопросов. – Бруно заметил, что сторож смотрит на виски, как умирающий от жажды – на оазис в пустыне. – Если твои ответы меня устроят, я тебя оставлю наедине с ней, – пообещал сыщик.

Банни довольно захихикал:

– Знаю, о чем ты хочешь меня спросить.

– Раз знаешь, почему бы не начать рассказывать? Чем раньше закончим, тем будет лучше для всех.

Старик перевел взгляд на стену, словно прикидывая, с чего бы начать.

– Ты сильно удивишься, если я скажу тебе, что мое имя вовсе не Уильям?

– Не удивлюсь совсем.

– Сорок лет я служил сторожем в церкви Божьей Благодати только затем, чтобы меня не нашли.

– Кто тебя искал?

– Полиция. Или такие, как ты. – Грудь его сотряс очередной мощный приступ кашля. – Но теперь-то можно сказать, что я всех вас надул. – Он опять захихикал.

– Зачем нам потребовалось тебя искать?

– Затем, что я для вас – сущий дьявол.

Возможно, тут была жалость к себе, но Дженко уловил в его словах и толику гордости.

– А это не так?

На несколько секунд старик погрузился в собственные мысли.

Но Дженко подстегнул его:

– В чем состояла твоя задача? Заманивать мальчишек теми комиксами? Промывать им мозги? Кстати, я посмотрел фильм.

– Тебе не понять, – презрительно процедил старик. – Никому из вас не понять.

Солнечный свет внезапно померк. За закрытыми ставнями собирались темные тучи. Палата погрузилась в серый полумрак.

– Что тут понимать? Может, объяснишь?

– Бесполезно.

– А ты попробуй.

– Оставь все это, мой тебе совет. – Очередной смешок, очередной приступ кашля. – Поверь мне: живи лучше своей жалкой жизнью, как жил до сих пор.

Дженко был взбешен, но не хотел это показывать.

– Кого ты покрываешь?

– Никого.

Но Дженко чувствовал, что сторож врет.

– Что ты на этом выгадал, Банни? Разве что жил всю жизнь в подвале… – насмешливо протянул он.

– Когда от меня потребовали, я свой выбор сделал, – неожиданно проговорил старик.

За окном послышался удар грома: приближалась гроза.

– Что ты хочешь этим сказать? Что значит – сделал выбор? Объяснись, – продолжал дразнить его Бруно.

Старик уставился на него слезящимися глазами, лишенными всякого выражения.

– Вместо того чтобы доискиваться, кто они, ты должен был бы задаться вопросом, что они такое.

Бруно на мгновение задумался, потом догадался:

– Ты тоже из детей тьмы.

Сторож кивнул.

Бруно понял, что Банни сопротивляется только для видимости: ему хочется поговорить, хочется выплеснуть то, что скопилось внутри за бог весть сколько времени. Стоит подождать, и ответы явятся сами собой. В самом деле, скоро старик принялся рассказывать.

– Играю я однажды на улице, и ко мне подходит мужчина. Подзывает меня, говорит, что хочет сделать мне подарок. Показывает книжечку комиксов. Книжка о кролике, но он говорит, что там есть секрет. Объясняет, что нужно делать… «Возьми зеркало, – говорит. – И если тебе понравится то, что увидишь, снова приходи ко мне».

– Что было потом?

– Я пришел к нему снова, но только из любопытства… Он завел меня куда-то и запер в какой-то черной дыре. Оставил там в темноте. Я был совсем пацаном, до смерти перепугался. Не знаю, как долго я вопил, сколько времени вообще просидел там. Сколько дней, а может, и месяцев. Но потом дверца отворилась, кто-то протянул мне руку. Полицейский. Ты спасен, ты в безопасности, вот что он сказал… Но он не знал, что мне уже не было спасения – ни за что, никогда. Никто и представить себе не мог, какое меня коснулось проклятие. Я сам тогда еще не догадался. Но тьма уже пометила меня.

– Как звали человека, который тебя похитил?

Старик потупил взгляд:

– Банни, разумеется… Во всяком случае, так он представился мне. Взрослые знали его под другим именем. Двадцать лет он служил ночным сторожем на складе удобрений. Днем спал, поэтому ни с кем из людей не общался. Когда пришли его арестовать, соседи даже сказать не могли, кто живет в этом доме. На суде он не промолвил ни слова, даже когда ему вынесли приговор – пожизненное заключение на весь остаток дней.