Питер Чейни - Вечер вне дома [сборник]

Джимми рассердился.

— Господи, Лемми, у тебя совсем не варит котелок. Послушай, тебе сегодня вечером приказано явиться к шефу. Ты должен дать ему объяснение, как могло случиться, что ты распустил язык с красоткой Марсели-ной. Он не в восторге от твоего поведения.

— Это мне известно. Ну так что?

— А вот что! С кем разговаривала Марселина? Кто ее допрашивал, когда ее задержали? Кто сумел ее расколоть и выудить сведения о тебе? Не Риббон ли часом?

— Да, вероятно, он.

— Ладно. Значит, Риббон — тот парень, с которым она говорила. Он знал все, что ты ей наболтал. О’кей. Далее, ты являешься сюда повидаться с ним. Вы вдвоем должны были предстать перед шеформ. Я звонил по телефону, хотел узнать, что случилось и почему вы до сих пор не явились. Ты здесь, а он убит, пристукнут. Согласись, для тебя картина не из приятных. Не так ли?

— Хочешь сказать, что я пристукнул Риббона, потому что он имел кое-что против меня?

— Не исключено, у шефа возникнет такая мысль. Может быть, найдутся люди, не очень благожелательно относящиеся к тебе. Они могут ухватиться за подобную мысль. В конце концов, если допустить, что ты действительно растрепал Марселине нечто важное, например, подсказал малютке, как ей спасти свою шкуру, а Риббон взял ее в работу и она все ему выложила, то для тебя было бы не очень приятно, если бы он раскрыл рот перед шефом.

— Верно. Но ты забыл одну вещь. Ведь Марселина все еще у нас. Если подозревают, что я столько натрепал этой крошке, то она может рассказать нам об этом так же, как Риббону. Раз она стала откровенничать с ним, то не станет особенно скрытничать с другими. Так что поедем к шефу, доложим об обстановке, а потом я потолкую с Марселиной и выясню, где правда, а где брехня. Мне не терпится потрясти эту крошку!

— Если бы ты, Лемми, мог сделать это, было бы замечательно, но ничего не выйдет.

— Почему?

— Потому что Марселины уже у нас нет. Ты ведь знаешь, что ее поместили в четырнадцатое отделение французской тюрьмы. О’кей. Примерно с час назад туда явился какой-то тип с поддельными документами от шефа и освободил ее. Дошло?

— Да.

— О’кей. Ну а минут двадцать назад ее нашли в подвале одного дома на Рю Захари. Ее убили двумя выстрелами и подбросили туда. Дошло и это?

— Дошло, парень.

— А теперь ты поскачешь к шефу и доложишь ему, что кто-то ухлопал Риббона. Может, он и промолчит, но непременно что-то заподозрит, верно? И для тебя это будет не очень хорошо.

Я немного задумался, потом согласился, что Джимми совершенно прав. Указав пальцем на Риббона, я заметил:

— Если его действительно порешили, то дела мистера Кошена пахнут керосином.

Клив кивнул и ощупал Риббона.

— Он умер совсем недавно. Тем хуже для тебя. Да, твои дела из рук вон плохи. Ведь ухлопать его можно было в две минуты. — Он улыбнулся. — Риббон помчался вниз одолжить ручку или чернила, оступился, упал и свернул себе шею. Ясно?

— Джимми, по-моему, ты настоящий друг. Возможно, когда-нибудь я тоже смогу тебе отплатить добром за добро.

— Забудь о таких пустяках. Мне про тебя многое рассказывали, я знаю твои служебные заслуги и уверен, что ты не мог сделать ничего подобного. Однако всегда найдутся субчики, которые с удовольствием пришьют тебе подобную историю. Так что мы будем действовать согласно договоренности.

Я поднялся со ступеньки.

— О’кей, пойду вызову санитарную машину.

— Ты можешь позвонить снизу, а я тем временем из комнаты Риббона поговорю с шефом. Объясню, что произошло и почему мы задерживаемся.

Он поднялся, а я пошел к телефону и быстро сообразил, что в словах Джимми черт знает сколько правды. Для меня эта история может обернуться ох как плохо! Похоже, кто-то старается вырыть яму для Лемюэля Кошена.

Честно признаться, уж если был парень, у которого на душе скребли кошки, так это я.

Теперь вы понимаете?

Я и раньше видал шефа в дурном настроении, но сейчас он выглядел мрачнее тучи. Кабинет в штабе был погружен в темноту. На письменном столе горела одна-единственная лампа под матовым абажуром.

Когда мы вошли, шеф просматривал какие-то бумаги, ну и мы с Джимми Кливом стояли как двое нашкодивших мальчишек и переминались с ноги на ногу. Шеф даже не поднял головы. Он прекрасный человек, наш Старик. У него круглая добродушная физиономия и седая грива волос. Челюсть твердая и волевая, несмотря на многочисленные складки под подбородком. Наш шеф — крепкий орешек. Свет лампы отражается на генеральских звездах его погон. Мне кажется, что нашего шефа забавляет мысль о том, что он военный генерал. В свое время он занимал крупный пост в министерстве юстиции, но война заставила людей заниматься бог знает чем и напяливать самые неожиданные мундиры.

Наконец он поднял голову и сказал:

— Ну, добрый вечер. Рад вас видеть у себя.

— Добрый вечер, сэр, — ответил Клив.

Я промолчал. Мне кажется, будет лучше немного помолчать.

— Ну, Кошен, я знаю вас достаточно хорошо. И ваш послужной список мне известен. Вас всегда считали одним из лучших агентов ФБР. Если бы кто-нибудь попытался уверить меня, будто вы распустили язык в присутствии смазливой девчонки, даже в сильном подпитии, и выболтали ей служебную тайну, я бы этому не поверил. Так?

Я молчал.

— Ладно, вы знаете, в чем дело. Что вы мне на это скажете?

— Послушайте, генерал, какая разница, что я скажу? — ответил я. — Мне известно, что наговорили на меня.

— Да… пожалуй, вы правы.

Он выдвинул ящик стола, вынул сигару и закурил.

— Самое скверное то, что мы не можем проверить поданное донесение. Вы знаете суть дела?

— Имею поверхностное представление.

— Ладно, сейчас я обрисую основные факты, и мы поймем друг друга. Марселина дю Кло, французская подданная, и американец по фамилии Варлей, во всяком случае он считался американцем, хотя в его паспорте были какие-то неполадки, собирали информацию в Нью-Йорке практически с начала войны. Они попали на заметку ФБР: их заподозрили в том, что под видом декоративной мастерской они занимались шпионской деятельностью в пользу японцев или немцев, а может быть и тех и других. Двум агентам ФБР было поручено разобраться в этом деле. Один из них был Джордж Риббон, второй — вы, Кошен. Вы оба получили соотвествующие указания и действовали независимо друг от друга.

Следующий примечательный факт состоял в том, что дю Кло и Варлей какими-то непонятными способами, до сих пор не разгаданными, получили разрешения и паспорта на выезд из Нью-Йорка в Париж. Ладно, мы против этого не возражали, наоборот, рассчитывали, что через них сумеем нащупать кое-что здесь. Они прибыли сюда недели через три после вступления в Париж американских и английских войск и отступления немцев. Риббон и вы, Кошен, естественно, прибыли следом за этой парочкой. Вам надлежало поближе познакомиться с Марселиной дю Кло.