Геннадий Сорокин - Кочевая кровь [litres]

В наступающем году ни яркой любви, ни грандиозных успехов по службе я не ожидал, а вот в жизни страны замаячили перемены. Вид полуживого Черненко ни у кого не оставлял сомнений – скоро и этого повезут на орудийном лафете к Кремлевской стене. А кто придет на его место? Вдруг фортуна улыбнется советскому народу и правителем станет молодой и прогрессивный деятель, который изменит жизнь к лучшему? Надоели эти шамкающие старики, бубнящие с телевизоров одно и то же: «Жить стало лучше, жить стало веселей!» Кому жить лучше стало, вам, что ли? У нас как не было ни качественной еды, ни модной одежды, так и нет. Как ждали годами получение квартиры, так и ждем. Даешь молодого царя! Свободу советской молодежи! Откроем настежь окна и врубим на всю мощь «Назарет» и «Юрай Хип», пускай седые ретрограды заткнут уши и поймут: их время ушло.

Но все это только предчувствия. Это еще даже не оттепель, а всего лишь потепление: было минус сорок, а стало минус тридцать пять – шапки, валенки, тулупы, но жить-то хоть чуть-чуть, но уже интереснее.

В новогоднюю полночь мы с гостями под бой курантов чокнулись шампанским, пожелали друг другу всего наилучшего, отведали марокканских мандаринов и взялись за водку. Через пару часов я, устав от болтовни Маринкиных знакомых, пошел покурить на кухню. Наталья – следом. Свет мы не включали.

– Что-то ты не весел, Андрюша, – сказала она. – Проблемы на работе или устал от семейной жизни? Ты сам знал, на что идешь. Не мог подождать?

– Так получилось, – бесцветно ответил я.

– Скажи… – Наталья шагнула ко мне, и я почувствовал, как сердце встрепенулось в груди, и свежая, дающая жизненные силы кровь понеслась по венам и артериям с новой силой. – Скажи мне, Андрюша, если бы я тебя сейчас позвала, ты бы ушел со мной? – прошептала она.

– Да, – так же шепотом ответил я. – Если позовешь – я твой. Ни минуты лишней здесь не останусь.

– Я не позову, Андрюша. Не хочу сестре дорогу переходить.

– А как же Верх-Иланск? Ты не забыла, как нам на мой день рождения «горько» кричали?

– В Верх-Иланске не считается. Забудь обо всем, что там было.

– До гробовой доски буду помнить каждый миг с тобой. – Я притянул Наталью к себе и стал жадно, запоем, целовать. В темноте, на фоне окна, наши слившиеся силуэты были хорошо видны, но мне было все равно. Пока мы наслаждались друг другом, на кухню кто-то пытался войти, но, увидев интимную сцену, повернул назад.

Идиллию нарушила Марина, включившая в коридоре свет. Дальнейшее празднование Нового года проходило под ее неусыпным контролем. Под утро гости разошлись, и мы легли спать. Мне Марина постелила на полу, а сестру, во избежание эксцессов, уложила рядом с собой на кровать. Когда я проснулся, Натальи уже не было.

– Ты все хорошо помнишь, что вчера вытворял? – хмуро спросила Марина.

– Смутно, – смалодушничал я.

А надо было бы сказать: «Послушай, Марина, я ведь не дурак и не дебил. У меня все в порядке со слухом. Тогда, на картофельном поле, ты что имела в виду, когда сказала матери: «Сама подумай, если она согласна, то что?» Ты ведь предложила Наташке со мной встречаться, так ведь? По твоему плану я должен был всю зиму с младшей сестренкой миловаться, а по весне опять к тебе вернуться? А ты не подумала, что мне с Наташкой будет лучше, чем с тобой? Марина, как ты вообще представляла окончание этой увлекательной истории? Ты увозишь меня в город, а Наталья остается в поселке, довольная, что у нее всю зиму был хороший любовник? Это же бред, Марина. Это бред не потому, что вы сестры, а потому, что ты меня за недоумка считаешь: то сестру подсовываешь, то старую шапку. Я уже взрослый мальчик и сам могу понять, с кем мне спать и что носить».

– Ты точно ничего не помнишь? – повторила Марина прокурорским тоном.

– Нет, а что-то случилось? Я нахамил кому-то из гостей?

– Будем считать, что не успел.

На этом новогодние разборки закончились.

В конце января начальник РОВД отчитывался в областном управлении о результатах оперативно-служебной деятельности за год. Вернувшись, он собрал у себя в кабинете весь руководящий состав: «Коллеги, наша работа признана удовлетворительной. За успешное окончание года я предлагаю выпить по рюмашке!» Выпили. В итоге я так наотмечался, что приполз домой еле живой. Марина не стала скандалить и уложила меня спать. Проснулся я в полной темноте. На полке тикал будильник, за окном потрескивали от мороза деревья. Рядом со мной, закутавшись в одеяло, мирно посапывала Марина.

«Я не любил ее и не буду любить никогда, – отчетливо и трезво понял я. – Чем раньше мы расстанемся, тем будет лучше для нас обоих».

Я встал, пошел на кухню, не включая свет, закурил. За окном в космической дали сверкали звезды. Где-то там, среди них, неслась к своей цели душа старика Кусакина. Туда же со временем, в великое бесконечное путешествие, отправится и моя душа.

«Жизнь коротка, чтобы ставить самому над собой эксперименты. Гордиев узел можно было разрубить в новогоднюю ночь, но я спасовал. И зря. Ничего хорошего нас с Мариной уже не ждет, дальше будет только хуже».

Я открыл форточку, вдохнул колючего морозного воздуха.

«На улице минус сорок, не меньше. Да и черт с ним! Жить без любви, непонятно во имя чего – это же условность, самая обыденная и пошлая из всех условностей. Я – враг условностей, а значит, я должен действовать. Нельзя откладывать расставание в долгий ящик. Нельзя дожидаться той поры, когда мы возненавидим друг друга. Лучше расстаться сейчас, когда у нас ни детей, ни совместного имущества. Я оставлю все нажитое Марине и пойду навстречу новому изгибу синусоиды. Стоять на месте – это падать в пропасть. Синусоида слабохарактерных не прощает. Пора!»

Я подошел к кровати, встал на колени, нежно поцеловал Марину в щеку. Она улыбнулась во сне. Я почувствовал себя последней сволочью, но отступать было некуда.

– Марина, – прошептал я, – Марина, я ухожу.

– Куда? – не открывая глаз, спросила она. – Ночь на дворе, куда ты собрался?

– Марина, я ухожу навсегда.

Она, не вставая с кровати, потянулась, сладко зевнула.

– До утра подождать не можешь?

– Марина, если ты не поняла, я повторю: я ухожу от тебя и больше никогда не вернусь. Мы никогда больше не будем вместе. Все. Сегодня был последний день, когда мы спали в одной постели. Дальше я пойду своей дорогой, а ты иди своей.

– Андрей, посмотри на меня. Ты еще не протрезвел? – Она села на кровати, ладошкой стерла с лица остатки сна. – Завтра не скажешь, что ты ничего из сегодняшней ночи не помнишь?

– Марина, я трезв, как никогда. Будет время, собери мои вещи, я на выходных заеду за ними.

– Если ты это все серьезно говоришь, то иди, я тебя держать не буду.

Я включил свет, собрался, подошел к двери.