Геннадий Сорокин - Лагерь обреченных

Гордеев произнес полную похвальных эпитетов речь. Маринка, наслушавшись, в какой уважаемой и могущественной организации работает ее жених, слегка покраснела, словно начальник РОВД хвалил лично ее, а не сидящих за столом мужиков.

– Выпьем, товарищи!

Все встали с земли, чокнулись стаканами и кружками, выпили, сели на место, закусили. Гордеев попробовал блюда на столе, похвалил шашлык и уехал в райотдел. За старшего остался Казачков. Он произнес пару напыщенных тостов, потом все смешалось, и началась обычная пьянка.

На обратном пути, в автобусе, я прислонился к Маринке и задремал.

«Два человека, которые могли бы приоткрыть особенности послевоенной жизни в Верх-Иланске, для меня недоступны: с Дегтяревым начальство запретило встречаться, а у Шафикова я сам ничего спрашивать не буду. Тесть бы все мне рассказал, да он освободился слишком поздно, все интересующие меня события к тому времени уже прошли…

Прогулка по поселку. От дома Паксеева до ДК пятнадцать минут ходу. Я специально проходил этим маршрутом, засекал время. Паксеев – не я. Время, потраченное им в пути, надо увеличить как минимум вдвое. Итого – сорок минут: полчаса ходьбы, пять минут поздороваться с вахтершей, перекинуться с ней парой слов, пять минут подняться наверх.

От дома Анатолия Седова через огороды до ДК можно дойти за двадцать минут. В поселке никого нет – все копают картошку. Если кто-то из знакомых случайно встретится, то учителю можно сделать вид, что пошел за сигаретами. «Не видел, магазин еще работает? Курево кончилось». К своему окну на цокольном этаже Дома культуры Седов должен зайти сзади справа. У оконной выемки остановиться, осмотреться по сторонам. Присесть на корточки, изображая, что завязывает шнурки. Вокруг никого. Одно движение, и Седов спрыгивает вниз, открывает раму и входит в свой кабинет. На маневры у окна я отвожу ему пять минут.

Из кабинета он по пустынному коридору цокольного этажа идет в помещение вентиляторных установок, открывает люк, спускается в потайную комнату. Далее по вентиляционной шахте поднимается на крышу, через заранее открытый люк спускается на второй этаж. В ДК никого – только вахтерша на первом этаже и Паксеев в своем кабинете. Стараясь быть бесшумным, Седов обходит Малый зал, библиотеку, открывает дверь музея. Паксеев сидит в кресле. Бросок ножа, и он труп.

А теперь разворот назад. Учитель – далеко не самонадеянный индюк. Что будет, если он промажет? Седов должен заранее просчитать промах. Ни при каких обстоятельствах он не должен оставлять Паксеева живым. Для повторной атаки у Седова должен быть другой вид оружия. Что он мог найти в схроне? Гранату, пистолет? Гранату бросать в раненого Паксеева нерентабельно – на обратном пути нечем отбиваться будет. Еще один нож – тоже отпадает. Остается пистолет или автомат. Автомат – штука громоздкая, с ним по вентиляции лазать неудобно. Хотя, при желании, почему бы и нет? Повесил «ППШ» на шею и ходи по ДК, как красный партизан по белорусским болотам.

У Седова осталось оружие, какое – не знаю. Скорее всего, пистолет.

Инге и вахтерше Кристине Ригель крупно повезло, что Седов с одного удара убил Паксеева. Если бы учителю пришлось добивать Юрия Иосифовича из пистолета, то следующей жертвой автоматически стала бы вахтерша. В пустом здании грохот выстрелов привлек бы ее внимание, она поднялась бы наверх, а там Анатолий Сергеевич с пистолетом… Еще вариант: если бы Седов промедлил и на свидание успела прийти Инга, то ее хоронили бы в один день с любовником.

Как он смог так точно вычислить момент, когда Паксеев выйдет из дома? Он же по минутам все рассчитал, каждое движение выверил. Мамашу в нужный момент снотворным усыпил, сам хлопнул пару таблеток: одну – от усталости, другую – для храбрости…

Пока учитель не вплетет в «цепочку» третье звено, он не сможет реализовать золото Нели Паксеевой. Сокровища – слишком явный мотив к убийству Юрия Иосифовича. Что у Седова было с Натальей?»

В полусне я нос к носу столкнулся с учителем, от неожиданности вздрогнул, открыл глаза. Автобус въезжал на мою улицу.

– Хватит спать, – толкнула меня Маринка. – Приехали уже.

В воскресенье я отсыпался, украдкой от Маринки выпивал, приставал к ней, и довольно успешно. Вечером я проводил ее на автобус.

– Когда теперь приедешь? – спросил я.

– Не знаю. Постараюсь на ноябрьские праздники, но не уверена, что получится… Ты вот что, с ума здесь не сходи, со всякими шалавами не общайся.

– Что-то я не помню, чтобы ты ее в общаге так называла.

– То общага, а то здесь. В общаге! Ты меня-то в общежитии помнишь?

– Марина, сейчас поругаемся, и мне придется писать тебе трогательные письма.

– Ругаться не будем. – Она чмокнула меня в губы. – Андрюша, веди себя хорошо. О себе зарекаться не стану, но если случайно сорвусь, не обижайся. Приезжай в город, я тебя в любой день ждать буду.

Марине досталось место у окна. Водитель автобуса завел двигатель, пассажиры, не успевшие купить билеты с местами, с шумом и руганью заполнили салон. Я постучал по стеклу. Маринка приподнялась и кое-как отодвинула форточку.

– Что случилось? – недовольно спросила она.

– Лариске Калмыковой привет передай! Пускай в гости приезжает, только без мужа!

Автобус тронулся, обдав меня бензиновым чадом.

– Во, видел? – Маринка погрозила мне кулаком. – Ни с мужем, ни без мужа!

Придя домой, я обнаружил на столе список из двенадцати женщин. Первой в нем была Инга Суркова. Никаких комментариев к списку не было, мол, сам не маленький, догадаешься, что к чему. Половину женщин, с которыми мне запрещалось встречаться, я не знал. С другой половиной никаких отношений не поддерживал. Натальи в списке не было.

«Что за советские манеры – все запрещать! – Я разорвал записку, клочки выбросил в мусорное ведро. – Оставила бы список «Женщины и девушки поселка Верх-Иланск, с которыми я разрешаю поддерживать интимные отношения в мое отсутствие». Просто, понятно, информативно. Номер первый в списке – Антонова Наталья».

Под утро меня подняли на происшествие. В деревне Ново-Ивановка ночью произошло вооруженное нападение на магазин, имелись пострадавшие. В составе следственно-оперативной группы я выехал на место преступления, расположенное в сорока километрах от Верх-Иланска.

В Ново-Ивановке мы выяснили: все преступления имели место, но все они: кража, стрельба и причинение телесных повреждений – произошли в разное время и не были связаны между собой.

Вначале мы разобрались со стрельбой. Некто Таскаев, беспробудно пивший с пятницы, к вечеру воскресенья устал от кукареканий соседского петуха, взял двустволку и разрядил ее в крикливую птицу. Взбешенный сосед отобрал у Таскаева ружье и разбил ему нос. К нашему приезду соседи помирились. Мы изъяли ружье, составили на «охотника» протокол за мелкое хулиганство и велели ему самостоятельно добираться до места отбытия наказания. Такой подход к доставке задержанного в РОВД любому милиционеру в городе показался бы странным, но в сельской местности это было обычным делом. Все дело в расстоянии и технической оснащенности верх-иланской милиции. В нашем «уазике» количество мест для задержанных ограничено, и мы заранее зарезервировали его для доставки воров. Был бы Таскаев привлекательной девушкой, его посадили бы в салон, к кому-нибудь из милиционеров на колени. А так… сам доедет! Куда он денется из нашего района?