Ю Несбё - Нож [litres с оптимизированной обложкой]

– Правда?

– Так говорят. Спросите спецназовцев. Только попросите их ответить совершенно честно.

Двое мужчин некоторое время смотрели в глаза друг другу, а потом Гленне перевел взгляд на Кайю:

– До сих пор это были просто мысли, которые вертелись у меня в голове. Но если Бор признался жене, что он убил Хелу…

– Халу.

– …то можете рассчитывать на мою помощь. – Гленне допил свой кофе. – Ну ладно, я пошел. Коннолли не дремлет, мне надо тренироваться.

– Ну? – спросила Кайя, когда они с Харри вышли на улицу. – Что скажешь о Гленне?

– Думаю, он бьет слишком далеко, потому что не просчитывает кручение.

– Смешно.

– Это метафора. Гленне делает далекоидущие выводы, основываясь лишь на траектории шарика, не анализируя движения ракетки противника.

– Подобная тарабарщина должна убедить меня, что ты разбираешься в настольном теннисе?

Харри пожал плечами:

– В подвале дома Эйстейна стоял столик для пинг-понга. Мы торчали там с десятилетнего возраста. Он, я и Треска. Играли под музыку группы «Кинг Кримзон». Когда нам стукнуло шестнадцать, мы лучше разбирались в кручении шарика и прогрессивном роке, чем в девочках, можно так сказать. Мы… – Харри внезапно замолчал, и лицо его искривила гримаса.

– Что с тобой? – спросила Кайя.

– Извини, я несу всякую чушь, я… – Он закрыл глаза. – Я болтаю, чтобы не проснуться.

– Не проснуться?

Харри сделал вдох:

– Я сплю. И пока я сплю, пока мне удается оставаться внутри сновидения, я могу продолжать искать убийцу. Но иногда, вот как сейчас, я выскальзываю из сна. Мне приходится сосредоточиться на том, чтобы спать, потому что если я проснусь…

– То что?

– Тогда я буду знать, что это правда. И сразу умру.

Харри прислушался. Шорох шин по асфальту. Рокот маленького водопада на реке Акерсельва.

– Похоже на то, что мой психотерапевт называет lucid dream , – донесся до него голос Кайи. – Осознанные сновидения – состояние, в котором человек понимает, что видит сон, и может его контролировать. Именно поэтому мы делаем все, что можем, чтобы оставаться там.

Харри помотал головой:

– Я ничего не контролирую. Я только хочу найти того, кто убил Ракель. А потом я проснусь. И умру.

– А почему бы не заснуть по-настоящему? – Она говорила мягким голосом. – Мне кажется, небольшой отдых пойдет тебе на пользу, Харри.

Он снова открыл глаза. Кайя подняла руку, очевидно намереваясь положить ее на плечо Харри, но вместо этого, поймав его взгляд, убрала с лица прядь волос.

Он кашлянул.

– Ты сказала, что нашла что-то в регистре недвижимости?

Кайя поморгала.

– Да, – произнесла она. – Загородный дом, официально зарегистрированный на Руара Бора. В Эггедале. Если верить картам «Гугла», туда можно добраться на машине за час сорок пять минут.

– Отлично. Я спрошу, может ли Бьёрн поехать со мной.

– А не лучше ли рассказать все Катрине – и пусть Бора объявят в розыск?

– Интересно, в связи с чем? Лишь потому, что жена Бора не видела собственными глазами, что он спал в комнате дочери той ночью? Но это же смешно!

– Тогда почему ты продолжаешь его искать?

Харри застегнул куртку и достал телефон.

– Потому что у меня есть шестое чувство, благодаря которому в этой стране было поймано множество преступников.

Ощущая на себе изумленный взгляд Кайи, Харри набрал номер Бьёрна.

– Ладно, я съезжу с тобой, – сказал Бьёрн после короткого раздумья.

– Спасибо.

– Теперь о другом, Харри. Та карта памяти…

– Да?

– Я отправил конверт от твоего имени Фройнду, стороннему эксперту по трехмерным технологиям. Я пока с ним не разговаривал, но послал тебе по электронной почте его контактные данные, так что можешь сам с ним пообщаться.

– Хм… Понимаю. Ты не хочешь, чтобы твое имя было замешано во все это.

– Харри, я ничего другого делать не умею. И если меня турнут из полиции…

– Я ведь уже сказал, что понимаю.

– Я сейчас должен думать в первую очередь не о себе, а о малыше и…

– Прекрати, Бьёрн, это не ты должен извиняться, а я – за то, что втягиваю тебя в это дерьмо.

Возникла пауза. Харри и впрямь чувствовал себя неловко.

– Ладно, – сказал Бьёрн. – Тогда я заеду за тобой.

В спину инспектору криминальной полиции Фелаху била струя воздуха от вентилятора, но рубашка все равно прилипала к его спине. Он ненавидел жару, ненавидел Кабул, ненавидел иностранцев, ненавидел свой взрывостойкий кабинет. Но больше всего он ненавидел ложь, которую ему приходилось выслушивать день за днем. Вроде той, что излагал сейчас сидевший перед ним неграмотный крестьянин-хазареец, занимавшийся производством опиума.

– Тебя привели ко мне, потому что на допросе ты заявил, будто можешь назвать нам имя убийцы, – сказал Фелах. – Иностранца.

– Только если вы меня пощадите, – ответил крестьянин.

Фелах рассматривал этого жалкого человека. Потертая шапка, которую хазареец сжимал обеими руками, хоть и не была паколем [35] Паколь – традиционный головной убор афганцев, мягкая шапка с круглой вершиной. , но все же прикрывала его грязные волосы. Этот моливший о пощаде, ничего не знающий шиитский бандит наверняка считает замену смертного приговора длительным тюремным сроком проявлением милосердия. Осуждение на мучительную смерть – вот что это, и сам Фелах без колебаний выбрал бы быструю смерть через повешение.

Инспектор вытер лоб носовым платком.

– Все зависит от того, что ты хочешь сообщить мне. Выкладывай.

– Он убил… – произнес хазареец дрожащим голосом. – Он думал, никто его не видит, но я видел. Своими собственными глазами, клянусь, Аллах мне свидетель.

– Ты сказал, что это был иностранный военный.

– Да, господин начальник. Но это было не сражение, это было убийство. Самое настоящее убийство.

– Ладно. И кто же этот иностранный военный?

– Начальник норвежцев. Это точно, потому что я узнал его. Он приезжал в нашу деревню и говорил, что они здесь, чтобы помогать нам, что у нас будет демократия, рабочие места и… ну, все как обычно.

Фелах почувствовал долгожданное оживление:

– Ты говоришь о майоре Юнассене?

– Нет, его зовут не так. Подполковник Бо.

– Ты хочешь сказать – Бор?

– Да-да, господин начальник.

– И ты видел, как он убил мужчину-афганца?

– Нет, все было не так.

– А как?

По мере того как Фелах слушал, его оживление и интерес начали пропадать. Во-первых, подполковник Руар Бор уже уехал домой и шансы добиться его выдачи были минимальными. Во-вторых, руководитель, уже выбывший из игры, не был особо важной фигурой в политических играх Кабула, которые Фелах ненавидел больше, чем все остальное, вместе взятое. В-третьих, эта жертва не была настолько важной, чтобы задействовать ресурсы, необходимые для проверки показаний опиумщика. Ну и наконец, в-четвертых, наверняка все это ложь. Ну конечно же ложь. Каждому хочется спасти свою шкуру. И чем более подробно мужчина, сидевший перед ним, описывал убийство (а инспектор знал, что его рассказ совпадает с тем немногим, что им было известно раньше), тем больше Фелах убеждался в том, что крестьянин рассказывает о преступлении, которое сам же и совершил. Не хватало еще тратить немногие имеющиеся в его распоряжении ресурсы на разработку этой версии. В любом случае человека можно повесить всего один раз, так не все ли равно за что – за производство опиума или за убийство, рассудил Феллах.