Николя Бёгле - Крик

Кристофер рывком откинул крышку люка. Отец успел поднять голову и встретиться взглядом с сыном, перед тем как тот спрыгнул в проем и приземлился на нижние ступеньки деревянной лестницы, чудом удержав равновесие. Эдвард от неожиданности попятился к столику из красного дерева. Еще в маленьком погребе стояли пустой письменный стол с тумбочкой и кресло; к стене были приколоты фотографии каких-то людей и зданий.

– Да кто же ты такой?! – выдохнул Кристофер.

Отец молча смотрел на него.

– А впрочем, мне плевать. Сейчас ты вернешься со мной в дом и скажешь тому человеку все, что он хочет знать. – Кристофер шагнул к нему и взял за плечо.

– Отпусти меня! – рявкнул Эдвард, резко дернувшись.

Тогда сын схватил его за воротник и рывком притянул к себе:

– Мерзавец, вот кто ты такой! Сволочь, которая считает себя умнее всех! Ты не ученый, ты просто псих! Чокнутый садист! – Он с силой толкнул отца к лестнице: – Поднимайся!

Эдвард не пошевелился.

– Поднимайся по этой чертовой лестнице!

Отец отвернулся, и Кристофер, шагнув к нему, занес кулак:

– Ты позволил застрелить свою жену – тебе этого мало? Хочешь, чтобы и внука убили? Да?! А ну лезь наверх!

– Думаешь, я всю жизнь хранил тайну, чтобы сейчас ее выдать?

Даже не дослушав до конца, Кристофер с размаху ударил отца в солнечное сплетение, и тот согнулся пополам.

– Поднимайся по лестнице, – холодно повторил Кристофер.

Эдвард, отдышавшись, взглянул на него снизу вверх с насмешливым любопытством:

– Вот видишь, ты тоже прибегаешь к насилию, чтобы добиться своего. Но не добьешься. – Он устало осел на пол.

Тогда Кристофер, обезумев от ярости, взвалил его себе на спину и попытался втащить по ступенькам, но отец был слишком тяжелым, к тому же сопротивлялся из последних сил, и Кристофер, пошатнувшись, не удержал его. Раздался отвратительный хруст и сдавленный вскрик – Эдвард, упав, сломал бедро.

Кристофер на пределе нервов и сил опустился на ступеньку. Губы дрожали, глаза щипало от слез.

– Почему?.. Почему ты это делаешь? – с отчаянием спросил он, тяжело дыша.

Приподнявшись на локте и кривясь от боли, Эдвард на боку дополз до стены и с трудом сел, привалившись к ней спиной. Пока он полз, рубашка задралась и стало видно, что под ней что-то спрятано. Не дав отцу времени отреагировать, Кристофер подскочил к нему и вырвал из-под ремня стопку бумажных листов.

– Что это?

Эдвард отвел взгляд. Кристофер лихорадочно просмотрел документы – в них часто мелькали слово «пациент» и цифры «488», были еще какие-то числа в колонках с примечаниями, написанными от руки. Вверху каждой страницы стояли даты; все начиналось с 1980 года и заканчивалось текущим февралем. Кроме того, нашлась фотография рисунков, которые Кристофер уже видел – ему их показывала Сара на экране телефона. Только на фотографии они были увеличены и четко различимы: рыбу, дерево и языки огня кто-то заштриховал на фотобумаге разными цветами.

– Что это такое?!

Эдвард вздохнул.

– Говори, или, клянусь, боль от перелома, которую ты испытываешь сейчас, потом покажется тебе даже приятной, – пообещал Кристофер, занося ногу над бедром отца.

Старик поморщился и поднял руку в успокаивающем жесте:

– Ладно, ладно… У тебя за спиной большой стол. Открой тумбочку под ним.

Кристофер покосился на стол через плечо.

– А в тумбочке конверт с ядом, да?

– Нет. Здесь я гостей не ждал.

Кристофер осторожно открыл тумбочку – внутри обнаружились только бутылка виски, стакан и коробка с сигарами.

– Ты издеваешься?! – обернулся он к отцу.

– Дай мне виски и сигары.

– Сначала ты мне все расскажешь.

– Кристофер, – вздохнул отец, – ты не специалист по допросам с пристрастием, у тебя нет ни навыков, ни способностей палача. А я жил в эпоху, когда все мы были готовы хранить секреты при любых обстоятельствах. Так что дай мне бутылку и коробку, а потом поговорим.

У Кристофера в голове безжалостно тикал секундомер, отмеряя время, проведенное вдали от Симона, который остался наедине с убийцей. Делать было нечего – он плеснул виски в стакан и поставил его на пол рядом с отцом. Тот, подняв стакан дрожащей рукой, неспешно сделал глоток янтарной жидкости. Сын наблюдал за ним, сгорая от нетерпения.

– Сигару получишь, когда расскажешь, – презрительно бросил он.

Отец опустил стакан на пол и с облегчением перевел дух. – Документы, которые ты у меня забрал, – это отчеты о физическом и психическом состоянии пациента Четыре-Восемь-Восемь из «Гёустада» начиная с января тысяча девятьсот восьмидесятого года. Ежемесячные анализы крови, ежедневные записи о поведении и его собственные рисунки.

– Значит, это ты руководил проектом?

– Да.

– Зачем? Что вы исследовали? Говори быстрей!

– Наши исследования и полученные результаты перевернут твое мировоззрение, Кристофер, – неспешно начал Эдвард, будто намеренно испытывая терпение сына. – Ты даже не представляешь, что за открытие мы совершили. И оно заслуживает любых жертв.

– Какое, черт возьми, открытие заслуживает, чтобы ради него убили твою жену и внука?!

– Дай мне сигару.

– Отвечай!

Эдвард молча отвернулся, и тогда Кристофер пнул его ногой в сломанное бедро. Отец взвыл, застонал, а когда стоны затихли, снова крепко стиснул челюсти. После этого Кристофер сдался – достал из коробки сигару и позолоченную зажигалку, бросил их в сторону Эдварда. Тот дотянулся до зажигалки, сунул в рот сигару и медленно раскурил ее. Изо рта вместе со вздохом вырвалось облачко дыма.

– Теперь говори, – потребовал Кристофер. – О каком открытии хочет знать Лазарь?

Теперь уже целое облако сигарного дыма на несколько мгновений скрыло лицо Эдварда, а когда дым рассеялся, выражение его глаз уже было совсем другим.

– В процессе тех экспериментов я увидел и понял такое… что теперь уже не могу смотреть на людей как прежде. Вот оно, открытие, главный результат наших исследований. Каждый раз, глядя на кого-нибудь, я думаю: если бы он только знал…

Кристофер, в свою очередь, впервые видел своего отца таким: бесстрастное лицо Эдварда Кларенса вдруг оживилось, в глазах полыхнула страсть, присущая истинным ученым, странный огонь, который он столько лет скрывал под маской суровости или равнодушия. У Кристофера проснулась надежда, что ему все же удастся получить у отца ответы для Лазаря – нужно просто заставить его разговориться, потерять над собой контроль.

– Если бы знал что?..

Эдвард еще раз затянулся сигарой, проигнорировав вопрос сына, и тот, на сей раз спокойно, продолжил:

– Ты сказал «наши исследования». Я думал, ты работал один.

Эдвард невольно бросил взгляд на стену с фотографиями и тут же опустил глаза, но профессиональный журналист, привыкший следить за реакцией тех, у кого он брал интервью, не мог этого не заметить – он сразу повернулся к снимкам, которые раньше успел осмотреть лишь мельком, когда спустился в погреб.