Лейф Перссон - Застенчивый убийца

«И, например, в конверте изначально лежало что-то иное?» – подумал он.

– Нет, ни она, ни я никогда не имели такой, кроме того, мы обе не подходим по возрасту. Подобное маленькие девочки носили в конце семидесятых и позднее. Кстати, обезьянка Мончичи до сих пор популярна, как тебе наверняка известно. У обоих моих мальчиков есть мягкие игрушки, изображающие ее. Жасмин было девять, когда ее убили в восемьдесят пятом. Она вполне могла иметь такую заколку.

Юханссон довольствовался кивком.

«На ней не осталось волос», – подумал он, вертя в руках пакет, где лежала находка.

– Этот конверт, – поинтересовался Юханссон и поднял второй пакет. – Ты не видела, там не лежало никаких волос?

– Нет, – сказала Ульрика Стенхольм. – Я действовала очень осторожно, когда открыла его. Видела ведь, что надпись на нем сделана моим отцом, а все его сокращения, которыми он так восхищался, моя старшая сестра обычно легко расшифровывала, как только научилась читать. Ни одной волосинки. Я очень внимательно посмотрела. Сама ведь врач и кое-что понимаю. Ничего, только заколка.

«Застенчивый убийца, – подумал Юханссон, – осторожно снявший заколку, чтобы длинные черные волосы его спящей жертвы оказались разбросанными по подушке».

– Маргарета Сагерлиед? – спросил Юханссон. – Ты что-то знаешь о ней?

– Не слишком много, – ответила доктор Стенхольм. – Хотя я даже встречалась с ней несколько раз. Также поискала сведения в Сети, когда нашла конверт. Она есть в «Кто есть кто», ты же знаешь эту книгу.

– Рассказывай, – сказал Юханссон.

Маргарета Сагерлиед родилась 12 апреля 1914 года и умерла 6 мая 1989 года. Она была оперной певицей. Не из самых известных, но достаточно популярной, чтобы оставить след о себе в различных газетных статьях, рецензиях и даже книгах об оперной музыке и певцах. Достаточно известной, чтобы оказаться в «Кто есть кто» уже в пятидесятые.

– Как я говорила, нашла упоминание о ней в старых экземплярах ежегодника, – сказала доктор Стенхольм. – Папа, вероятно, был подписан на него. Я обнаружила выпуски по крайней мере за двадцать лет на моей собственной книжной полке.

– И что там написано тогда? – спросил Юханссон.

– Я даже немного удивилась, – призналась доктор Стенхольм. – О ее популярности я знала, конечно, но и представить себе не могла, что она была настолько известна. Там о ней написано почти так же много, как и о Биргит Нильссон. Я могу сделать копию для тебя.

– Вряд ли это так. Просто сведения для подобного издания берутся у самой персоны, – сказал Юханссон, знавший о подобном из собственного опыта.

– Тогда я понимаю, в чем дело, – кивнула Ульрика Стенхольм. – Она, похоже, была невероятно высокого мнения о самой себе. Ужинала дома у моих родителей несколько раз, когда мы с сестрой были маленькими. Она обычно пела на крестинах, свадьбах и похоронах в церкви в Бромме и всегда рассказывала массу историй. По ее словам, она встречалась с королем, еще со старым королем, и пела вместе с Юсси, знала Биргит Нильссон. Якобы ее приглашали на ужин во дворец и к губернатору. Она пела на банкете после вручения Нобелевских премий. Я, кстати, говорила, что она просто потрясающе выглядела? Следила за собой. Хотя, мне кажется, ее нельзя назвать по-настоящему большой певицей.

– Ты так считаешь? – спросил Юханссон. – Не такой, как Биргит Нильссон?

«Судя по всему, она вряд ли могла стоять, склонившись над раковиной в паре растрескавшихся красных пластиковых перчаток», – подумал он.

– Да, – подтвердила Ульрика Стенхольм. – Я ведь достаточно музыкальная, да будет тебе известно. Играла и на пианино, и на органе в церкви у папы. И по-прежнему пару часов в неделю играю на пианино. Для меня это способ расслабиться.

– А ее муж и дети? – спросил Юханссон. – Такие имелись?

Доктор Стенхольм покачала головой:

– Детей у нее не было. Она вышла замуж довольно поздно. Согласно «Кто есть кто», только в 1960-м, то есть почти в пятьдесят. За мужчину гораздо старше себя. Он родился в 1895-м и умер в 1980-м. Я смутно помню и его тоже. Как-то они оба ужинали дома у моих родителей. По данным «Кто есть кто», его звали Юхан Нильссон, и он возглавлял какую-то компанию. По-моему, трудился в сфере производства продуктов питания, и, насколько я помню, мой папа называл его очень состоятельным человеком.

«Восьмидесятипятилетний муж умер за пять лет до того, как убили Жасмин, никаких детей, никаких внуков. В любом случае никаких известных детей или внуков. Какой-то другой более молодой родственник мужского пола? Кто-то из поклонников известной оперной певицы, по какой-то причине оказавшийся в непосредственной близости к ней? Пожалуй, принадлежавший к ее антуражу», – подумал Юханссон, и независимо от того, что сейчас подразумевалось под ним, это было красивое слово.

– Мне, пожалуй, надо спросить мою сестру, – сказала Ульрика Стенхольм. – Она ведь на три года старше меня и должна, вероятно, больше помнить из того времени.

– Нет! – Юханссон решительно покачал головой. – Не делай этого, мне желательно сохранить все между тобой и мной. Я не хочу, чтобы ты кому-то об этом рассказывала.

«И меньше всего хочу получить любопытного прокурора себе на шею», – подумал он.

– О’кей, – сказала доктор Стенхольм. – Я понимаю, о чем ты.

– Продолжай разбираться со старыми бумагами отца. Может, найдешь еще что-нибудь.

– Я как раз собиралась делать это. Мой бывший муж забрал с собой детей в деревню, поэтому у меня куча времени.

– Еще одно дело, – сказал Юханссон. – Ты не знаешь, где жила госпожа Сагерлиед?

– Скорее всего, в папином приходе, в Бромме.

– Бромма большая, – заметил Юханссон.

– Я знаю, – согласилась Ульрика Стенхольм. – Насколько я помню, она говорила о своих планах перебраться в город. Поближе к Опере и прочим театрам, Остермальмскому залу и всем друзьям. По ее словам, вилла, где она жила, стала слишком большой для нее, когда она осталась одна. К тому времени прошло, наверное, года два после того, как она овдовела. И, насколько мне известно, именно мой отец позаботился о погребении, когда она умерла. Я знаю это наверняка, поскольку он спрашивал меня и мою сестру, не хотим ли мы поучаствовать. Наверное, можно прийти куда-то этой дорогой. Я могу поговорить с кем-нибудь в приходской администрации.

– Разберемся, – сказал Юханссон. – Не возражаешь, если я оставлю заколку и конверт у себя?

– Само собой, – сказала доктор Стенхольм. – Не думай, что я впала в детство, но это очень интересно. Ужасно, но интересно.

– Нет, – ответил Юханссон. – Я ни в коей мере не считаю подобное ребячеством. И вы участвовали в похоронах? Ты и твоя сестра?

– Нет, – сообщила Ульрика Стенхольм. – Ни у одной из нас не было времени. Он даже немного обиделся на нас. Народу присутствовало немного. Почти никто не пришел, честно говоря.