Сергей Калужанов - Мажор-3. Правда опаснее смерти

— Если хотите знать мое мнение, — неожиданно сказала Леля, — я не верю, что он это сделает.

— Это почему? — опешил Игорь.

— Потому что мой отец — самый жуткий лжец, которого я когда-либо встречала.

Симоненко ждал его в машине возле отделения полиции. Подъехав, Соколовский со злостью сдернул с головы шлем и наклонился, заглядывая на Симоненко в дверь.

— Дочь не знает, что могло его довести, — сказал он угрюмо через опущенное стекло.

— Сделка по квартире у него через неделю. По крайней мере, деньги ему нужны для этого.

— И поэтому он готов сдохнуть сегодня? Не лепится, господин капитан!

— Я получил распечатку истории его звонков, — Симоненко протянул Игорю список.

Соколовский жадно схватил его и стал пробегать глазами, переворачивая страницу и снова возвращаясь на первую.

— Смотри! — он показал пальцем на одну строку в списке. — Вот номер, говорил каждую неделю, по пять-шесть часов! Какая-то Елизавета Владимировна Воробей. Номер не местный…

— Я тоже обратил внимание, — начал было Симоненко, но Соколовский прервал его, достал свой телефон и стал набирать номер с листа бумаги.

Длинные гудки. Трубку никто не брал, но Игорь продолжал ждать. Симоненко не мешал и ждал с интересом результата. И тут неожиданно на том конце ответили.

— Алло? — сказал в трубку высокий женский голос.

— Елизавета Владимировна? — тут же торопливо стал спрашивать Соколовский.

— Нет, — ответил голос, и только теперь Игорь понял, что с ним разговаривает ребенок. Девочка лет 12–13, судя по голосу.

— А я могу с ней поговорить?

— Нет. Не можете, — ответила девочка и замолчала. А потом неожиданно добавила. — Она умерла.

Ошарашенный Соколовский посмотрел на Симоненко, собираясь с мыслями. Надо в любом случае продолжать разговор, но ведь он разговаривает с ребенком!

— Простите, — решился он наконец. — А вы кто?

— Я… ее дочка. Маша.

— Маша, подожди, пожалуйста, — почти взмолился Игорь, — Не вешай трубку. Скажи, пожалуйста, ты Анатолия Лентина знаешь?

— Вы про дядю Толю? — нисколько не удивилась девочка.

— Про него. Послушай, Машенька, я его знакомый. И у меня очень важный вопрос. Что его могло сильно расстроить?

— Ну… Наверное, что мама умерла, — сказала девочка, и в трубке стало слышно, что она шмыгает носом, наверное, начала плакать. — Скажите… А дядя Толя скоро приедет?

— Он должен приехать? Он обещал?

— Он обещал нас забрать, — сквозь всхлипывания отозвалась Маша.

— Вас — это кого? — спросил Игорь, чувствуя, как у него у самого сжимается сердце.

— Меня и брата.

— Маша, — Игорь старался говорить мягким добрым голосом. — Дядя Толя ведь вам не отец, да?

— Нет. Наш папа умер… Давно.

— А сколько вам лет — тебе и брату?

— Брату 5, а мне — 11. Скажите, а дядя Толик приедет? — спросила снова девочка.

— Он постарается, — тихо ответил Игорь. — Ты, главное, жди и верь, девочка.

Вдоль здания банка «Маяк-кредит», низко пригибаясь, шли омоновцы. Они пробирались к заднему служебному входу. Вторая группа занимала позицию у главного входа, ожидая сигнала на штурм. Пряников смотрел на приготовления спецподразделения, покусывая от волнения губу.

— Аверьянов! Начнут штурм, и мы с тобой сразу идем вперед, к Родионовой.

Вика очень устала стоять, но она понимала, что ей лучше не двигаться и стоять ближе к Анатолию. Она все еще рассчитывала успеть перехватить его руку с зажигалкой, когда его что-то отвлечет во время штурма. Могло отвлечь. То, что она сама может загореться, сейчас в голову женщине не приходило. Она посмотрела на часы, висящие на стене операционного зала. До конца времени, назначенного Анатолием, осталась минута. И Вика хорошо видела омоновцев. Надо приготовиться и броситься на него сразу, как только поднимется шум, решила Вика, но тут у Анатолия зазвонил телефон. Это был нужный момент, но мужчина, прежде чем вытащить его из кармана, подозрительно посмотрел на Родионову. Он быстро глянул на экран, увидел номер абонента и со злостью бросил аппарат на пол, ударив по нему каблуком ботинка. Сейчас он разозлится и подожжет себя.

— У меня тоже деньги застряли в этом банке. Я тоже не могу их получить, — заговорила Вика, чтобы отвлечь Анатолия на себя. На свой разговор.

— И что у тебя там? Зарплатный счет, что ли? — усмехнулся мужчина, потирая лоб, по которому стекали с волос струйки керосина.

— Там деньги на операцию, без которой я не переживу роды.

— Ты это сейчас выдумала, — недоверчиво смерил Вику взглядом с головы до ног Анатолий.

— Нет. Это правда. Выхода у меня нет. Мне нужно спасти ребенка. После я все равно могу умереть. Но я же не пытаюсь застрелиться перед банком!

— У тебя, выходит, есть зачем жить, — горько улыбнулся мужчина.

— А вам — неужели незачем? — с надеждой, что завязался диалог, спросила Вика. — Я хочу понять. Мы все хотим.

И тут Анатолий увидел тень омоновца на стене, потом верхушку его защитного шлема. Он все понял.

— Ах ты сволочь! — крикнул мужчина, но тут у него погасла зажигалка. Он начал судорожно чиркать ею. — Горите вы все в аду!

— Стой! — раздался вдруг голос Соколовского, отдавшийся эхом в пустом зале. — Или тебя дети Лизины всю жизнь ненавидеть будут!

Анатолий повернул голову и уставился на Игоря, а тот продолжал кричать со злостью.

— Я все выяснил. Ты своей Лизе из Тольятти обещал, что оформишь над детьми опеку. Да, я и про Лизу все выяснил. Как она болела. Как умерла. И как вы заранее обо всем с ней договорились и ко всему подготовились…

Анатолий стоял и смотрел на Соколовского, и его рука с зажатой в ней зажигалкой дрожала. А Игорь стоял в дверях и продолжал выкрикивать жестко фразу за фразой, как будто бил ими Анатолия по лицу, хлестал наотмашь!

— И еще я знаю, что опекунство тебе согласились оформить, если жилплощадь будет своя. Сегодня в полдень ты должен был привезти подтверждение покупки квартиры.

— Узнал все! Раскопал! — с болью в голосе отозвался Анатолий. — Менты, а когда вы с настоящими жуликами бороться начнете?..К черту все.

Но тут к Соколовскому Жека подвел снаружи Лелю. Женщина вышла вперед и уставилась с ужасом на отца.

— Уведите ее, — прошептал мужчина, борясь с судорогой, которая сводила его челюсти. Он был близок или к истерике, или к тому, чтобы бросить все и упасть на пол, или к отчаянному шагу — поднести зажигалку к своему телу.

— Пап! — глотая слезы, заговорила Леля. — Я вас всех пропишу у себя. И тебя, и детей.

— Вы… Вы ее подговорили это сказать.

— Нет. Я сама это придумала. Неужели ты мне не веришь, папа?

— Опекунство не оформят, если у меня не будет своей квартиры, — замотал Анатолий головой.

— Да утрясли мы все с органами опеки, — перебил его Соколовский. — Вот тоже мне проблема. Их устроит такой вариант. Так что вы сможете выполнить свое обещание…Не сразу. После разбирательств.