Франк Тилье - Шарко

Он почти довел до конца свое расследование и теперь не отступится.

Франк заскрипел кожей своего кресла, наклонившись к собеседнику:

– Логово вампиров? Что вы хотите сказать?

Мальмезон встал и пошел за старым альбомом с фотографиями, стоящим на полке.

– Нищета, лейтенант. Нищета всегда лежит в основе худших девиаций [70] Девиация – отклонение от принятых норм поведения. . Я никогда не говорил об этом в своих передачах. Слушатели должны уноситься в другой мир, забывать повседневность, чувствовать себя где-то вовне, в световых годах от их монотонной жизни, пусть всего лишь на протяжении сорока минут. Поэтому передача имела такой успех.

Он погладил обложку альбома.

– Но нищета была главной темой моего товарища Гарольда. Он долго изучал этот сюжет, а на мексиканской границе материала ему хватало. Третий мир с одной стороны, американская мечта – с другой, разделенные колючей проволокой. Эти люди жизнь бы отдали, чтобы перебраться на другой берег Рио-Гранде. Гарольд объяснил мне, в чем проблема с кровью в приграничном районе, а потом я и сам увидел, когда долго прожил в Эль-Пасо. В те времена богатые страны обескровливали страны бедные, в прямом смысле слова. Это было всего за несколько лет до СПИДа и скандала с зараженной кровью.

Снова появилась горничная с кофейником, чтобы наполнить чашки, но Мальмезон жестом отправил ее вон. И подождал, пока та вышла, прежде чем продолжить:

– В семидесятых-восьмидесятых годах американская фармацевтическая промышленность в массовом масштабе импортировала кровь из Центральной Америки, организовав центры по ее сбору, не слишком бросающиеся в глаза и расположенные неподалеку от самых бедных районов, в основном трущоб. Гондурас, Никарагуа и многие другие… Они вербовали даже в тюрьмах. Дешевая донорская клиентура, легкоуправляемая: пленники собственной нищеты, которые безропотно соглашались, чтобы у них выкачивали кровь в обмен на несколько монет, но с большими шансами могли оказаться источниками заражения. Представьте себе, сколько микробов содержит кровь людей, не знающих гигиены, беззащитных перед эпидемиями и живущих практически среди отбросов… Учитывая обстоятельства, чтобы обеспечить безопасность сети распространения крови, а также, разумеется, исходя из стремления сделать хоть немного человечнее эту эксплуатацию нищеты, условия импорта подверглись строгой регламентации.

Шарко представил себе картину: заостренные клыки большого капиталистического вампира, впившиеся в вены Центральной Америки, чтобы выкачать оттуда красное золото. То, что ненасытный дьявол требовал от своих жертв, оказывается, страны проделывали это до него при полной безнаказанности и на глазах у всех.

– …Но, как нетрудно догадаться, Соединенные Штаты нашли выход: официально они отныне не закупали кровь в Латинской Америке, зато делали это через свои центры сбора, расположенные в Техасе. Они больше не ходили за кровью: кровь сама приходила к ним. Посмотрите на фотографии, сделанные в то время моим товарищем. Они отражают весьма неприглядную реальность.

Он протянул альбом Шарко, тот его пролистал. Нищета сочилась с глянцевых страниц. Мексиканцы, сгрудившиеся на зарешеченном мосту над рекой. Проходы, окруженные колючей проволокой. Заболоченные берега, фары патрулирующих внедорожников, шоссе, забитое допотопными машинами. А потом лица. Бедняки, охотники за головами, копы, таможенники – все в одном и том же грязном вареве.

– Они тысячами ежедневно пересекали Рио-Гранде, причем вполне легально, с визой на один день, на неделю или даже на месяц, если повезло. Им приходилось выкладывать двадцать пять центов за проход по мосту. Платить за то, чтобы пойти на работу, вы не ослышались. Рабы, которыми полновластно распоряжались: кого в мастерские, кого в забегаловки, кого на фабрики, а платили поденно, всем без разбора. Но ими владело свирепое желание вырваться. А между границей и их рабочим местом цепью стояли центры сбора крови, как вторая граница. Двадцать пять долларов за двести пятьдесят миллилитров – чертовски крупная награда для бедного мексиканца. А потому, чтобы больше заработать и чуть приблизиться к американской мечте, они продавали свое самое ценное достояние – собственную кровь.

Теперь Шарко перелистывал уже пустые страницы альбома.

– Фотографий этого вы здесь не найдете. С одним из коллег мой товарищ начал впрямую заниматься темой крови. Он собрал немало свидетельств, фактов, непосредственно указывающих на систематические нарушения в этой отрасли, но погиб в автомобильной катастрофе в Аргентине. С ним это должно было рано или поздно случиться. Он слишком лихо водил. Его записки и собранные материалы оказались в руках его собрата, Александра Валласа, но с того времени я ничего больше о нем не слышал. Не знаю, довел ли он расследование до конца.

Он вдавил указательный палец в висок:

– Но кое-что из рассказов Гарольда еще осталось здесь, в моей старой черепной коробке. Бизнес на крови, о котором никто не говорит, но который дает миллиардные прибыли, существовал испокон века. Возьмите один баррель нефти и все отрасли индустрии, которые его перерабатывают. Сырая нефть превращается в бензин, керосин, мазут, пластик, химические продукты, ни одной капли не пропадает, все конвертируется в банкноты. С индустрией крови все то же. Чтобы извлечь из нее максимум, кровь, собранная в центре, разделяется на тромбоциты, плазму, красные и белые тельца. Каждая составляющая используется до последней молекулы. Плазма, например, позволяет производить альбумин, антигемофилические факторы VIII и IX, гамма-глобулин. Все это продается на вес золота маклерами по крови на всех мировых торгах.

Шарко впервые услышал это выражение. Он представил себе людей в строгих костюмах, сидящих за экранами компьютеров и торгующих тысячами литров красного золота, как торгуют акциями.

– …Но в основе – нищие мексиканцы, которым за гроши опустошают вены. Эти рабочие никогда ничего не скажут: та малость, которую им выдают, куда больше того, что они получают за работу. Так что некоторые из них продают свою кровь по несколько раз за неделю, чтобы прокормить семьи. Они истощают себя, превращаясь в ходячие трупы, которые в конце концов остаются валяться в пыли. И становятся зависимыми от сдачи крови, как от наркотика.

Вампиры наоборот , – подумал Шарко, – вынужденные обескровливать себя, чтобы выжить . А вдруг эту штуку , которая привела их к смерти, они подцепили в одном из центров сдачи крови? Он вспомнил картины Мев Дюрюэль. Джунгли ее детства, пятидесятых-шестидесятых годов… А теперь Мексика начала восьмидесятых… Шарко представил себе шествие невидимого микроба, явившегося из глубин тропического леса, чтобы добраться до Американского континента. Каким образом? И как он попал во Францию через столько времени?