Франк Тилье - Шарко

– Судя по счетам, которые я нашел, он был разнорабочим в больнице Санса, – добавил Жак. – Уборка, вынос мусора и прочее в таком роде. Они ничего не заподозрили, судимость не проверяли. Можно предположить, что оттуда он и таскал медицинское оборудование для переливаний крови.

Шеф слез со стола и подошел к доске, встав рядом с Шарко. Он ткнул пальцем в слово «гуру-vampyre» , от которого вниз отходили стрелки, образуя иерархическое дерево: на следующем уровне Дюпир и Рамирес, еще ниже анонимные члены «Pray Mev», помеченные крестами.

– «Кровотечение» , потому что была отломана самая толстая ветвь дерева. Монстр ослаблен и поневоле выйдет из леса.

– Вот этого я и боюсь, – заметил Франк. – Он ощущает свою уязвимость. Мы должны ожидать мощной реакции с его стороны. В прошлом уже были примеры: когда секты чувствуют, что их прижали, это всегда плохо кончается.

– Но, по крайней мере, это ставит точку. – Он хлопнул в ладоши. – Ну, за дело!

Шарко взял пиджак и подал знак Люси легким движением подбородка. В тот момент, когда шеф заходил в кабинет, Франк твердой рукой придержал дверь и вошел вслед за ним. Подруга должна была ждать его внизу.

Он прикрыл за собой дверь. Начальник устроился в кресле и прикурил свой бычок. Молча выпустил клуб дыма, сделавший его лицо еще более серым и суровым. Прищурил глаза за дымовой завесой:

– Шарко спешит на выручку товарищам… Знаешь, о тебе стоило бы написать книгу. Я так и вижу название: «Как комиссар однажды стал лейтенантом». Миленько, не находишь? Шарко, вернувшийся на тротуары, лишь бы соскрести грязь с наших улиц. Защитник вдов и сирот. Кстати, я так и не понял, почему ты всегда отказывался вступать в профсоюз. Ты же подходишь по всем статьям.

– Политика меня не интересует.

– А должна бы. Именно политика превращает назначение на высшие полицейские должности в игру «кому не хватит стула». Белланже был бешеным псом, его следовало остановить, пока он не вляпался по-крупному. Я не хочу бесславно закончить карьеру из-за выходок героя-любовника.

Шарко подошел ближе и уставил указательный палец в стол:

– Существуют и другие методы. Мы и так задыхаемся от работы, а ты на всем скаку выбиваешь члена команды. Напряжение в группе растет. Мы все тянем из последних сил.

– Что и делает вас лучше как копов.

– В первую очередь это делает нас копами на грани срыва.

– Нас поддержат бригады Жубера и Карлье. Я сам прослежу, чтобы вместо Белланже взяли другого, если ты именно этого хочешь. Кандидатов полно. Например, молодой Мишо, он работает в комиссариате Первого округа.

Он подтолкнул папку к Шарко:

– Взгляни. Служебные характеристики безупречные. Немалые заслуги.

Шарко не удостоил бумаги и взглядом:

– Он кто тебе? Племянник?

Маньен изобразил усталую улыбку:

– Не стоит так к этому относиться. Особенно тебе. Не забудь, за тобой водится пара старых грешков. И не так уж вокруг тебя все чисто, достаточно дать ход кое-каким закрытым делам. А поэтому выметайся из моего кабинета и ступай работать.

Шарко испытывал жуткое желание заехать ему кулаком в морду, но сохранял самообладание: Маньен только того и ждал. И речи не могло быть, чтобы накликать стервятников из инспекции на свою голову, особенно сейчас. Он развернулся и хлопнул дверью с такой силой, что едва не сорвал ее с петель.

Стены задрожали по всему этажу.

Джереми Гарит расхаживал по первому этажу здания А университета Кюри, уставившись в пол и зажав в руке банку с колой, настолько погруженный в свои мысли, что увидел полицейских только в последний момент, чуть на них не наткнувшись.

– А, вот и вы. Идите за мной.

Не добавив ни слова, он привел их в кабинет и плотно закрыл дверь. Потом уселся на свое место, предложив полицейским устраиваться.

– Я предпочел поговорить с вами лично, а не по телефону. Думаю, я нашел связь между тремя жертвами. Вы говорили о крови, о донорстве и были недалеки от истины.

Он выложил перед собой три фотографии, очевидно найденные в Интернете или в прессе:

– Подведу итог. Вот она, Кароль Муртье, получила удар черепицей по голове восьмого марта тринадцатого года. Выехала на встречную полосу автострады в июне четырнадцатого, то есть год и три месяца спустя.

Он указал на лицо в середине:

– Он, Фредерик Рубенс, отрезал себе руку на заводе, где работал, восемнадцатого января четырнадцатого года в Ивето. Упал со скалы десять месяцев спустя, в ноябре четырнадцатого. И вот он, Тома Пино, стал жертвой автобусной аварии в августе тринадцатого. Добровольно порезал себе руку в полном акул аквариуме в марте пятнадцатого, то есть через полтора года. Места, даты и обстоятельства – все различается, но результат одинаковый: безрассудный поступок, приводящий к трагедии. Я искал во всех направлениях, ничего не находя, а потом сосредоточился на исходном инциденте, вследствие которого все трое оказались в больнице. Я связался с врачами, которые их лечили в различных медицинских учреждениях. И наконец нашел нечто общее. Кровь – как вы и предположили недавно по телефону. Связующим звеном была кровь. Только эти трое были не донорами, а реципиентами.

Желудок Шарко сжался. Люси скорчилась на стуле.

– Как только ими занялись медики, сразу же было сделано переливание крови, чтобы восполнить потерю гемоглобина, вызванную несчастным случаем. Им ввели в тело чужую кровь.

– Вы хотите сказать, что… что вследствие переливания они подхватили что-то, способное изменить их поведение по отношению к опасности?

– Это единственный вывод, который я могу сделать. Болезнь, микроб, который проник в кровь во время переливания, чтобы поразить именно эту часть мозга. Есть еще одна деталь, которая подтверждает мою мысль. Я долго беседовал с врачом, который занимался Фредериком Рубенсом в медицинском центре Руана. Я рассказал, как его бывший пациент утратил чувство страха после выхода из больницы и о его трагическом конце. Тогда он вспомнил похожий случай, происшедший на год раньше. Грегуар Корбюзье, тридцати четырех лет, находился под наблюдением на протяжении многих лет, потому что был гемофилом. В один прекрасный день жена, вернувшись домой, нашла его мертвым. Он потерял всю кровь, порезавшись осколком стекла. Ранение, очевидно, было случайным – он уронил бутылку и пытался прибраться, – но он не позвал на помощь. И было еще одно обстоятельство, еще более настораживающее: за несколько недель до этого он прекратил колоть себе коагулирующие препараты, ничего никому не сказав. Опять полная потеря чувства опасности.

Люси и Франк попытались осознать все значение утверждений ученого: были и другие случаи. Сколько? Где?

– Ему тоже делали переливания крови из-за гемофилии? – спросила Люси.