Алистер Маклин - Марионетка [Кукла на цепи]

Никогда не смогу объяснить причину своей скованности в последние секунды его жизни: то ли паралич, то ли уверенность в неотвратимости его гибели. Не могу сказать, что чувствую себя виновным в смерти Дюкло: я был безоружен и ничем не смог бы помочь ему. Странно, но прикосновение его мертвого тела сразу же вывело меня из шокового состояния.

Правда, чудесным исцелением это не назовешь: к горлу подкатывали приступы тошноты, и по мере того, как проходил первый шок от удара, в желудке нарастала нестерпимая боль. Лоб также болел, видимо, падая, я сильно ударился. Но зато я снова владел своим телом. Я осторожно поднялся на ноги, чувствуя, что из-за тошноты и головокружения вот-вот упаду снова. Поднялся осторожно, но без посторонней помощи. Все вокруг неприятно раскачивалось, глаза застилал туман,— вероятно, удар головой сказался на зрении. Это показалось мне странным: лежа на полу, я видел вполне нормально. Потом я понял, что у меня слипаются веки, и, ощупав рукой лоб, обнаружил как раз под линией волос кровоточащий порез (вначале мне показалось, что из раны текут потоки крови, но, к счастью, я ошибся).

«Добро пожаловать в Амстердам»,— с горечью подумал я и, вытащив носовой платок, приложил его пару раз ко лбу. Зрение восстановилось.

На все это ушло не более десяти секунд, но вокруг меня, как всегда бывает в таких случаях, собралась взволнованная толпа. Для людей внезапная и насильственная смерть вроде открытой банки меда для пчел. То и другое привлекает всех, даже если за минуту до этого казалось, что вокруг тебя нет никаких признаков жизни.

Я не обращал на них внимания. Как и на Дюкло: ни он, ни я уже ничем не могли помочь друг другу. Обыск его одежды не дал бы никаких результатов. Дюкло был опытным агентом и никогда бы не доверил бумаге, а тем более магнитофону никакой ценной информации. Он полагался только на свою исключительно тренированную память.

Человек в черном плаще мог давным-давно сбежать вместе со своим смертоносным оружием. И только ставший привычкой инстинкт и всегдашнее правило проверять даже то, в чем нет необходимости, заставили меня посмотреть в сторону иммиграционного офиса и проверить, действительно ли он исчез.

Нет, он еще не сбежал и находился недалеко от зала прибытия пассажиров. Он шел совершенно спокойно, небрежно покачивая сумкой и словно не ведая о том, что творится за его спиной. На какую-то долю секунды я замер в недоумении, но лишь на долю секунды, осознав, что передо мной был настоящий профессионал. Опытный карманный вор на скачках в Аскоте, облегчив стоящего рядом седого джентльмена от бумажника, никогда, если он, конечно, в здравом уме, не бросится бежать под аккомпанемент криков «Держи вора!», зная, что это лучший способ попасть в руки разъяренной толпы. Скорее всего, он спросит у своей жертвы, на какого рысака лучше поставить в следующем заезде. Непринужденное спокойствие, словно ничего не произошло,— обычное поведение тех, кто прошел курс школы преступников. К таким людям относился и человек в черном. Я оказался единственным свидетелем совершенного им преступления, ибо только сейчас, слишком поздно, понял, какую роль в убийстве Дюкло сыграла та троица. Они тоже были в толпе, окружившей убитого, но ни я сам и никто другой не смогли бы доказать их вину. Человек в черном был в полной уверенности, что на долгое время вывел меня из игры и что теперь я уже не причиню ему никаких хлопот.

Я пошел за ним. Сказать по правде, эффектной моя погоня не выглядела. Меня мучили слабость, головокружение и ужасная боль под ложечкой. Я даже не мог выпрямиться и шел, наклонившись вперед градусов на тридцать, нетвердой спотыкающейся походкой. Наверное, я был похож на столетнего старца, то ли страдающего радикулитом, то ли что-то ищущего у себя под ногами.

Я был только на середине пути, а он уже подходил к двери, когда инстинкт, а возможно, звук моих шагов заставил его оглянуться с той же кошачьей быстротой, с которой он едва не превратил меня в калеку. По тому, как его левая рука мгновенно подняла сумку вверх, а правая нырнула в нее, я понял, что он сразу же засек меня и не спутал ни с одним из своих знакомых столетних старцев. То, что случилось с Дюкло, должно было произойти и со мной: меня настигнет бесславная смерть.

Мельком я подумал о том, какое безумие толкнуло меня, безоружного, погнаться за опытным убийцей, в руках которого был к тому же пистолет с глушителем. Я хотел было упасть ничком на пол, но вдруг заметил, что глушитель дернулся и прищуренные глаза человека в черном уставились немного левее. Пренебрегая опасностью получить пулю в затылок, я оглянулся, чтобы посмотреть в том же направлении.

Толпа людей, еще недавно окружавшая Дюкло, внезапно потеряла к нему всякий интерес. Теперь ее заинтересовали человек в черном плаще и я. Иначе быть не могло, если учесть мою странную манеру передвижения. На лицах людей были озадаченность и удивление, но отнюдь не понимание того, что происходит. Полностью сознавали все только те трое, которые сопровождали Дюкло на пути к смерти. Лица их выражали не только понимание происходящего, но и холодную решимость. Они энергично устремились за мной с явной целью отправить меня на тот свет.

Я снова обернулся. Человек в черном, видимо, сделал кое-какие выводы: убить человека на глазах дюжины свидетелей совсем не то, что убить его при одном свидетеле. Хотя у меня не было сомнений в том, что сочти он это необходимым, то прикончил бы меня, послав всех свидетелей к черту. Размышления об этом я отложил на потом и снова побежал, но теперь уже более уверенно — например, как бодрый пенсионер лет семидесяти.

К явному удивлению и растерянности служащих человек в черном побежал через иммиграционный зал. А здесь не принято, чтобы посторонние бегали по залу, не обращая ни на кого внимания. Любой должен остановиться, предъявить паспорт и сообщить о себе краткие сведения.

Когда пришел мой черед пересечь этот зал, поспешное бегство человека в черном, а также мои неуверенные шаги и кровь на лице заставили служащих понять, что происходит что-то неладное. Двое из них попытались задержать меня, но я отмахнулся от них. В своих жалобах они впоследствии, конечно, употребили не слово «отмахнулся», а совсем другое. Я хотел проскочить в дверь, за которой только что скрылся убийца, но столкнулся с идущей навстречу девушкой. Я шагнул вправо, чтобы пропустить ее, но она тоже шагнула вправо, я шагнул влево — и она туда же. Мы никак не могли разминуться и топтались в дверях: я уступал дорогу ей, она мне. Такое можно наблюдать довольно часто на людских тротуарах. Этот утомительный танец может продолжаться до бесконечности.

Я всегда восхищаюсь искусными пируэтами, но сейчас мне было не до этого. Сделав еще одну неудачную попытку, я крикнул: «Пропустите меня, черт возьми!» Более того, схватив за плечо, я резко оттолкнул ее в сторону. Мне показалось, что она стукнулась о косяк двери и вскрикнула от боли, но я помчался вперед, решив, что попрошу у нее прощения, когда вернусь.